Русский Рокамболь - [25]

— Да и я тоже думаю, если только очная ставка моего отца с чиновником Курицыным безусловно докажет невиновность графа Павла, — отвечал красавец, небрежно развалившийся на диване.

— Иначе и быть не может…

— Да! Насколько я мог до сих пор убедиться, мой брат похож на меня поразительно.

— Только не теперь, — засмеялся обрюзгший человек, — теперь ты похож на него, как и я.

Красавец сверкнул небрежно-иронической улыбкой. Собеседниками были Алешка Колечкин и Андрюшка Курицын.

Последний проживал в этих номерах по паспорту дворянина Ивана Станиславовича Карицкого, услужливо доставленного ему какими-то путями Алексеем Колечкиным.

Карицкий, в котором так трудно было узнать прежнего Андрюшку Курицына, наряду с поддельными баками, усами, париком и видом на жительство, приобрел много и внешнего лоску, в восприятии которого обнаружил дарования почти сверхъестественные.

На глазах Алексея Колечкина совершалось чудо. Приятель его с каждым днем отделялся от своего прошедшего типа на громадные расстояния, как будто что-то природное сказывалось в нем.

Так, созревшая бабочка, разбив свой кокон, высоко взвивается в голубое небо, а он, низко упавший куда-нибудь в густую траву, уже, конечно, не имеет с нею более ничего общего.

Для героя нашего давно уже перестало быть тайной его настоящее происхождение, и это обстоятельство только усугубило в нем его решимость на неслыханное дело, окрыляя его планы и действия жаждою мести и по отношению к нему, к этому старому жуиру, и к счастливчику брату, гордо сверкающему пред ним своей сытой непорочностью… В мрачных глазах юноши при одном произнесении его имени вспыхивали зловещие огоньки.

— Ну, положим, — продолжал Колечкин, — мы его… того… спихнем. Но как же ты справишься с мамзелью Петровой, со старухой графиней да, наконец, и с самим графом?..

Опять едкая улыбка искривила лицо Андрюшки.

— С графом? — повторил он. — С графом не будет стоить никакого труда.

— Как это так?

— Это мое дело…

— Которое меня не касается?

— Да! — надменно ответил Курицын.

Колечкин недружелюбно поглядел на своего приятеля:

— Однако, Андрюшка, ты делаешься горд, как настоящий граф…

— Я и есть настоящий…

— Ну, положим, не настоящий, но, во всяком случае, очень хорошо подделанный.

— Я не люблю таких шуток, Алексей!

— Виноват! — иронически произнес Колечкин. — Прости, пожалуйста, но мне очень странно твое поведение относительно меня с некоторых пор. Кажется, мы с тобой приятели закадычные, между которыми бы никаких счетов и комедий не должно бы было существовать, а между прочим, они существуют… Эх, брат Андрюшка! Если ты уж и теперь начинаешь заноситься, то что же будет, когда все твои планы осуществятся?

— Что будет, ты спрашиваешь? Будет то, что должно быть.

Колечкин взглянул в глаза своего приятеля и, вздрогнув, опустил их.

Его вдруг охватил ужас, после того как мгновенная мысль озарила значение этого взгляда.

Он вспомнил убийство на лодке!

Курицын, казалось, понял, что произошло в душе приятеля, и вдруг громко захохотал.

— Ты у меня будешь старшим камердинером! — еле выговорил он сквозь смех. — Экая ты дурья голова, я тебе скажу, чем бы дело делать, а он, как баба, гадает о будущем… По-моему, брат, будущее всегда в руках настоящего, это верно. Есть, конечно, кисляи вроде тебя, у которых и сапоги с ног валятся, в то время когда они вздумают сделать шаг, но я, брат, не из таких, и глупых разговоров не люблю больше всего.

Колечкин, однако, сидел пасмурный, как ночь. По лицу его пробегали странные тени. Казалось, он напряженно соображал что-то.

— Ну, чего ты уши повесил? Думаешь, пока нужен ты мне, — ладно, а как будешь не нужен, и того!.. Так, что ли?.. Эх ты, дурак, дурак после этого!.. Видишь, я с тобой совсем откровенен! Ты знаешь меня, я тебя знаю… что ж нам скрываться?..

«Да, — подумал Колечкин, — я, брат, тебя хорошо знаю». И еще более помрачнел, но, однако, вскоре сообразил что-то и весело поднял голову:

— Да ты, брат, так говоришь таинственно, что поневоле черт знает какая мысль в голову полезет.

— Дурак!

— Вот только от тебя и услышишь.

— Пока ты будешь дураком, я при всем желании не могу ничего тебе сказать более утешительного.

— Ну а в этом деле, стало быть, я тебе не нужен?

— В каком?

— Да насчет молодого графа.

— Конечно, нужен!.. Кто же его заманит. Ты ведь знаешь, что нужен ты мне так же, как нужна правая рука, а чего ты ломаешься, выпытываешь меня!.. И верь мне, все это напрасно. Если я захочу что скрыть, то из меня никакая сила не выпытает! А ты вот лучше подумай насчет заманки и внакладе не останешься. А когда все это дело устроится, то ты будешь обеспечен на всю жизнь. Без меня бы ты ведь пропал, с твоим характером, как собака, а если ты будешь верен мне, повторяю, ты будешь богачом. Ну, вспомни, пожалуйста, что ты был несколько месяцев назад: пьяный, оборванный, без гроша в кармане, а теперь на тебе превосходный костюм, в бумажнике у тебя денежки. Совсем человеком стал.

— Это правда, — тихо отвечал Колечкин и в глубине души даже осознал, что это правда.

— Ну вот, видишь ли!.. А если ты хочешь забираться во все тайники моих соображений, это напрасно! Твое дело — исполнять в полной уверенности, что я теперь дорожу твоей шкурой наравне со своей, если не больше. Да и, конечно, больше. Свою шкуру я ставлю теперь на кон. Была не была!.. Или выиграю, или все потеряю. А твою шкуру я не могу так поставить, я должен ее оберегать, как банкомет карту, которую держит в руках и которая должна принести ему выигрыш. Понял ты меня? Понял. Ну и прекрасно. Стало быть, с сегодняшнего дня я избавлен от твоих разных расспросов, вовсе не ведущих к цели. Ты, во-первых, в пьяном виде очень речист, да и во сне имеешь скверную привычку бредить в откровенном тоне.