Русский - [29]

Откуда в его глазах сгусток настолько глубоких чувств? Ведь именно этот самый сгусток заставил его сестренку согласно кивнуть головой на дерзкое предложение и позволить громиле сделать то, из-за чего я теперь сижу на полу в его ванной и реву.

В его комнате было несколько прохладно. Или, мне так показалось на контрасте с температурой воздуха и температурой его горячих рук, которые решительно сорвали с меня платье. Осталась стоять перед ним в колготках и лифчике. Стоять и наслаждаться тем, как жадно он смотрел на меня. Наслаждаться тем, как его пальцы изучали каждый сантиметр моего тела, ласкали его, ласкали буквально все, что встречали на своем пути. Подарив одним этим мне столько любви, которой после всего совершенного мной, после всех моих мыслей и дел в его адрес, я просто не заслуживаю.

В комнате стояла полнейшая тишина. Но даже ее я не слышала. Лишь звук скольжения подушечек его пальцев по моей груди, по соскам… Лишь звук нежно оттянутой резинки на колготках, лишь то, как его ладонь скользнула под мои трусики и мягко легла на мою ягодицу. Лишь то, как вдруг властно сжала ее и придвинула меня к своему огромному владельцу! В этот же момент, оглушительную тишину нарушил звук моего выдоха. От наплыва незнакомых чувств воздух сам вырвался из меня наружу, заставив при этом приоткрыть рот, словно бы поманив этим к себе рассвирепевшего в тот же момент зверя! Он подхватил меня на руки, заставив от страха обвить руками его шею и кожей прислониться к черной спецодежде бойца, привыкшего бывать в опасных драках так часто, как я привыкла краситься.

Капроновые колготки словно растаяли под легким нажимом его рук, потянувших изделие в противоположные друг от друга стороны. Их треск показался настолько возбуждающим, что его жертва на этом перестала нормально дышать. Как будто этого было мало, громила, возвышаясь надо мной, снял со своего мощного тела свою одежду, представ передо мной, наконец-то таким, какой он есть. Вчера, в первый раз, мне показалось это пугающим. Страшным… Но уже во второй… уже зная и помня, чем все закончилось накануне, помня сожаление, тревогу и искреннюю боль в его взгляде, я вдруг перестала бояться. Но это не значит, что не чувствовала ничего. Я все еще стеснялась его. Чужих, диких, мужских прикосновений к своему неизбалованному телу, стеснялась этой его жадности. Стеснялась и дико жаждала. Настолько, что позволила убрать свои руки от груди и раскрылась ему полностью. Позволила жестким губам своего первого мужчины овладеть моей шеей. Именно так, он как будто не просто целовал ее, танец его языка был властным, знающим, он сводил меня с ума, заставил прикрыть веки и при этом видеть все, все его ласки, каждое движение омоновца. Заставил проследить по его пути от шеи, по моей руке и оказаться на моем боку. Он обделил вниманием грудь, но мое тело буквально изнывало в ожидании его тепла. Оно сходило с ума от того, что не получило ласки в тех местах, где ждало их больше всего. Я почувствовала свою грудь именно тогда, когда Андрей проигнорировал ее. Соски окаменели, спина выгнулась дугой, мое тело звало его, мучилось, но он так и не прикоснулся к груди. Вместо этого мужской язык скользнул по моему бедру, по маленькому сгибу в районе трусиков, после чего его лоб и нос уперлись в мягкую кожу чуть ниже моего пупка, руки сжались на моей спине, а сам боец ненасытно втянул воздух, как будто попытался дышать мной.

В мой затылок ударила яркая молния и обожгла всю кожу, подтолкнув рассудок к беспрекословному помутнению, тогда же я перестала чувствовать ноги. Тогда же я познакомилась со словом «возбуждение».

Невесомость.

Возбуждение – это невесомость. Тот момент, когда отключается притяжение к земле. Ты как будто готовишься к полету. К самому загадочному, высокому и желанному полету за все свое существование. Ты не боишься, ты желаешь этого больше своей жизни. Почему жизни?

В тот момент твои чувства, твое дыхание и становится настоящей жизнью…

Его поцелуй… его поцелуи пришлись ровно в середину треугольника моих трусиков. Жесткая кожа на губах зацепилась за нее и чуть всколыхнула материю вместе с пробудившимся липким жаром у меня между ног.

Я сжала зубы. Сжала, чтобы не закричать. Чтобы не начать умолять, просить его… Просить его сделать то, что мне хотелось в этот момент больше всего. Но я молчала, потому что не понимала, чего же хочу. Эти чувства… они настолько незнакомы мне. Чужды. Но они не пугают. Наоборот. Снимают все запреты, рушат любые мосты и позволяют делать даже то, что сама себе запрещаю.

– Анд-дрей… – вырвалось у меня.

Я капитулировала. Сдалась. Сама попросила. Но он все равно меня не послушал! Жестко захватив ладонями мои бедра, позволил своему языку нырнуть гораздо ниже, чем был до этого! Я покраснела. При всей невесомости, залилась краской до самых пяток, и меня отбросило в удушающий жар! И даже слезы, внезапно хлынувшие по моим щекам, не смогли бы остудить распаленное сознание вчерашней девственницы. Человек, которого я ненавижу только что познал меня больше, чем я сама…

В голове пронеслись воспоминания о его заикании, о его нерешительном взгляде, а потом на контрасте пальцы, которые вчера требовательно вошли в меня, после чего, Соколов набросился на свою мнимую родственницу и лишил ее невинности. Все это, одно с другим не вязалось. Не стыковалось и никак, ни за что не хотело дружить. Дикий вчера, и нежный, опытный, восхитительно искушенный сегодня. Его язык со знанием дела проник туда, где вчера были его пальцы, скользнул беспринципной змеей, выбив из своей подопечной последние крошки стыда и достоинства… Снова вернул нас в команду сообщников, только что создал еще один секрет, о котором я никогда и никому не расскажу. О таком не рассказывают. О таком молчат, но помнят, с дрожью и жаром отключаясь от одной только мысли об этом…