Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции - [41]

Но можно ли уничтожить стремление к свободе? Даже если воспитывать людей с самого рождения как рабов? Оказалось вдруг, что – нет. События 16–18 веков показали, что, лишив людей возможности свободно говорить, можно добиться только одного – народ научится бунтовать молча.

Поскольку вече служило неплохим регулятором народных возмущений и позволяло быстро показать недовольство и быстро достичь результата, то «быстрые бунты» редко переходили в крупномасштабные и длительные акции. Когда же вечевые порядки оказались искоренены, само недовольство никуда не делось, но восстания стали единственной возможностью выплеснуть гнев, и стали они более яростными, почти всегда вооруженными, нередко идущими серией, превратились в крупномасштабные смуты и народные войны, то есть в то, что Пушкин поименовал «русским бунтом». Девизом этих сугубо русских бунтов стало: «Геть вас всех!»

Глава 2. Эпоха смут

Всенародная смута

В раннем русском Средневековье тогдашние смуты были явлением сугубо местным: если народ выходил на Торговище в Киеве, или же на вечевую площадь в Новгороде, или же к Святой Троице в Пскове, так дело и ограничивалось конкретно Киевом, Новгородом или Псковом. И уж ясно, что на киевские беды не откликнулся бы далекий Смоленск, а на тверские – даже ближайший Владимир. Но превращение земель с множеством центров и множеством интересов в страну с одним центром и одним интересом, то есть полное уничтожение даже намека на сепаратизм привело к тому, что бунт, вспыхнувший где-нибудь в вятской пятине, мог найти отклик в Рязани, а закон, принятый в Москве, возмутить жителей Новгорода и Пскова. И хуже того: огонь с одного Майдана легко мог перекинуться и на другой, готовый тут же подхватить эстафету.

В том-то и состоит «прелесть» сильной централизации – идеал, к которому стремилось Московское государство, – что хоть управлять таким государством и проще, чем разбитой на отсеки-княжества Киевской Русью, но уж если начнется в таком государстве бунт, то он легко охватит не Новгород, где начался, или ближний Псков, куда «передался», а все это государство целиком. Была бы только у этого бунта причина, которая равно волнует всех жителей страны.

Как это происходит сегодня, мы отлично видим. Стоило в конце 2013 года вспыхнуть киевскому Майдану, как общественное недовольство выплеснулось в Западной Украине – и пошли гореть администрации в западенских селах и городах, стали самостийно вооружаться местные парубки, и весь запад покрылся кострами Майданов, а потом заполыхала и вся Украина.

Конечно, в наши дни, с быстрой передачей информации и возможностью в тот же день оказаться в центре событий, пожар разгорается быстрее. Но и четыреста лет назад пламя с одного Майдана уже могло беспрепятственно передаться на другой и запалить все государство как динамитную шашку.

В том-то и состоит «прелесть» сильной централизации – идеал, к которому стремилось Московское государство, – что хоть управлять таким государством и проще, чем разбитой на отсеки-княжества Киевской Русью, но уж если начнется в таком государстве бунт, то он легко охватит не Новгород, где начался, или ближний Псков, куда «передался», а все это государство целиком. Была бы только у этого бунта причина, которая равно волнует всех жителей страны.

С первыми такими «Майданами во всю страну» Московское государство столкнулось в начале семнадцатого века. И с тех пор с завидной регулярностью на Майдан поднимались не отдельные города, а целые обширные области, хотя до повторения размаха первой русской Смуты дело дошло только к началу двадцатого столетия. Та первая Смута в истории отечества стоит особняком – и по масштабу (все государство), и по составу участников (все слои населения), и по длительности (два десятилетия). Такой вот всенародный, всеземельный, многолетний Майдан. Дети, рожденные в первый год той Смуты, к ее завершению достигли уже совершеннолетия, женились и родили собственных детей – если, конечно, выжили в той мясорубке.

Время погибели

Крупномасштабные смуты начались в Московском царстве сразу после смерти Ивана Грозного. Конечно, само правление этого московского царя, последнего на московском троне прямого потомка иноземного варяга Рюрика, весьма способствовало проявлению всеобщего возмущения. Но дело даже не в личности Ивана Васильевича (его почти современник Генрих Восьмой английский был ничем не лучше), а в абсурдной жестокости методов его управления. За полвека правления Ивану Васильевичу удалось превратить свое государство в нищую державу с совершенно затравленным и отчаявшимся народом, который государь успешно дожимал до состояния добровольных рабов.

В современной ему Англии это было невозможно хотя бы потому, что еще с 13 века права личности там были защищены знаменитой Великой хартией вольности. В Московии 16 века никаких прав личности не имелось, как не имелось и такового понятия. Даже бояре эпохи Ивана Васильевича были не личностями, а рабами своего государя, и, скажем, отличными рабами. Предшественникам Ивана Васильевича удалось уничтожить крамольную заразу свободомыслия и сами «гнезда» этого свободомыслия в Новгороде и Пскове, Твери и Рязани и во всех присоединенных «добровольно» и недобровольно княжествах. Что-то подобное Великой хартии вольности в таких условиях родиться на этой земле попросту не могло.