Русский бал XVIII – начала XX века. Танцы, костюмы, символика - [65]

Если б кто-нибудь догадался сказать: «Она влюблена», тот бы, я думаю, ближе всех был к истине.

Евдокия Ростопчина Бал на фрегате

Командиру и офицерам «Мельпомены»

Залива Финского лениво дремлют волны,

Уж вечер догорел, уж чайки улеглись;

Лес, скалы, берега молчаньем томным полны,

И звезды ранние на небесах зажглись.

Здесь северная ночь среди погоды ясной,

Как ночи южные, отрадна и прекрасна

И чудной негою пленительно блестит;

А море синее и плещет и шумит.

Фрегат воинственный, на якоре качаясь,

Средь зеркальных зыбей красуется царем,

И флаги пестрые, роскошно развеваясь,

Над палубой его сошлись, сплелись шатром.

Он убран, он горит радушными огнями;

Дека унизаны веселыми гостями,

Живая музыка призывно так гремит;

А море синее и плещет и шумит.

На «Мельпомене» бал! Наряды дам блистают

Меж эполетами, пред строем моряков;

Их ножки легкие свободно попирают

Жилище бранных смут, опасностей, трудов.

Лафеты креслами им служат; завоеван

Без боя весь фрегат — и вмиг преобразован:

Не вихрь морской по нем, а быстрый вальс летит;

А море синее и плещет и шумит.

Но женский ум пытлив: по переходам длинным,

По узким лестницам, по декам, по жильям

Попарно бал идет, и «польский» тактом чинным

Вдали сопутствует гуляющим четам.

Вот тесных келий ряд вкруг офицерской залы, —

Где много жизни лет у каждого пропало,

Где в вечных странствиях далекий свет забыт…

А море синее и плещет и шумит!

Вот в дальней комнате две пушки, — и меж ними

Диван, часы и стол: здесь капитан живет,

Один, с заботами и думами своими,

И блага общего ответственность несет.

Здесь суд, закон и власть!

Здесь участь подчиненных,

Их жизнь, их смерть, их честь

В руках отягощенных, —

Владыка на море, — он держит и хранит,

И, с ним беседуя, волна под ним шумит.

О! кто, кто здесь из нас, танцующих беспечно,

Постигнет подвиги и долю моряка?..

Как в одиночестве, без радости сердечной,

Томить его должна по родине тоска!

Как скучны дни его, как однозвучны годы!

Как он всегда лишен простора и свободы!

Как вечно гибелью в глаза ему грозит

То море синее, что плещет и шумит!

И здесь, на палубе, где мы танцуем ныне,

Здесь был иль может быть кровопролитный бой,

Когда, метая гром по трепетной пучине

И сыпля молньями, фрегат летит грозой

На вражеский корабль, — и вдруг они сойдутся,

И двух противных сил напоры размахнутся,

И битва жаркая меж ними закипит,

А море синее все плещет и шумит!

И много, может быть, здесь ляжет братьев наших,

И много женских слез вдали прольют по ним!

Танцуйте!.. Радуйтесь!.. Но я в забавах ваших

Уж не участница!.. К картинам роковым

Воображение влекло меня невольно…

И содрогнулась мысль… и cepдцy стало больно…

С участьем горестным мой взор на все глядит,

А море синее и плещет и шумит!

Владимир Соллогуб Большой свет Повесть в двух танцах Отрывок из повести

II Мазурка

Следуя аристократическому обычаю петербургской знати, Наденька тщательно скрывалась от всех глаз до роковой минуты вступления в свет. Минута эта наступила, и она ожидала ее без боязни и без восторга.

Быть может, в девственных мечтах ее, меж цветов и бальных звуков, и слышался ей неведомый шепот, и чудились ей предугадываемые чувства… Кто проникнет в сердечные грезы молодой девушки? Кто поймет неиспорченным сердцем первые думы, первую задумчивость и неясные откровения души девственной, души, открытой всему прекрасному?

Дом старой княгини, тетки Щетинина, был назначен для первого выезда Наденьки.

Наступил день бала.

Все по-старому пышно и хорошо. Кареты тянулись длинною нитью у ярко освещенного подъезда. Дверцы поминутно хлопали, и из кареты выпархивали разряженные девушки, одюжевшие матушки, вышаркивали камер-юнкеры.

И Леонин явился, по привычке, на бал. Поутру заимодавцы не давали ему покоя, начальник его обещал ему, за нерадение к службе, отсылку в армию. Графиня не приняла его, извиняясь головною болью, хотя трое саней стояло у ее подъезда.

Ему было неимоверно душно. Лицо его было бледно, глаза неподвижны. Все на бале его видели, и никто не заметил.

А бал был прекрасный. Бальные речи шумели шумным говором, женщины, украшенные цветами, сверкавшие очами и брильянтами, наклонялись на кавалеров и кружились с ними в упоительном вальсе.

Леонину все это стало противно. На роскошь праздника он взгляда не бросил, и ко всем окружавшим он почувствовал неодолимое отвращение.

В эту минуту в большую залу вошла графиня. Парчовый тюрбан увивался около ее головы; темно-бархатное платье чудно выказывало удивительную белизну ее плеч. В зале сделалось невольное движение.

За графиней шла молоденькая девушка в белом платье с голубыми цветками.

«Сестра графини!» — раздалось шепотом повсюду. Все кинули на нее испытующий взгляд; даже старые сановники, занятые в штофной гостиной вистом, невольно удостоили ее мгновенным и одобрительным осмотром; даже женщины взглянули на нее благосклонно.

Леонин видел ее несколько раз мельком у графини, но едва лишь заметил. И точно, что значит девочка в простом платье, с потупленным взором в сравнении с графиней, расточающей все прелести своего кокетства, все роскошные изобретения парижских мод! Теперь Леонину показалось, что он видит Наденьку в первый раз. Глядя на нее, ему как-то отраднее стало, и он невольно к ней приблизился и очутился с ней во французской кадрили.