Русский Афон. Путеводитель в исторических очерках - [10]

Старая печать Андреевского скита, с изображением «исторического» патрона обители, преп. Антония Великого

В 1914 году, после начала Первой мировой войны, турки, закрыв Проливы, захватили в Константинополе российскую собственность, в том числе скитское подворье: традиционная связь с родиной через Черное море и Одессу прервалась. Одновременно Россия призвала на фронт часть насельников, в первую очередь – всех послушников, трудников и даже рясофорных монахов, подлежавших призыву. Революция и Гражданская война нанесли окончательный удар – скитские подворья в Петербурге, Ростове-на-Дону и Одессе были отобраны, банковские счета «национализированы».

Новый статус Афона в составе Греции и местная политика, направленная на эллинизацию Святой Горы, довершили падение «Кремля Востока». Смерть в 1971 году последнего андреевца о. Сампсона обозначила конец целой эпохи Афона. После этого двадцать лет скит стоял пустым, разваливаясь и подвергаясь святотатствам и ограблениям.

Этикетка святогорского вина, выпускаемого фирмой «Цандали» на базе виноградников у Кромицы, с изображением Пантелеимонова монастыря

Мне довелось попасть сюда, когда в «Кремле Востока» не было ни души… В скит вели огромные литые врата, мне не поддавшиеся.

Зайдя в тыл обители (на поход ушло почти полчаса), я обнаружил, что врата выполняли исключительно декоративную функцию: один из угловых корпусов выгорел и полуобвалился, и в образовавшуюся брешь мог свободно въехать весь наш паломничий автобус, пришедший в Карею из Дафни.

Гигантский внутренний двор оказался по пояс заросшим травой. В центре двора находился фундамент какого-то здания, судя по расположению, некогда игравшего важную роль (позднее я узнал, что это был знаменитый Серай, патриарший дворец). Сливовое дерево у фиала с пересохшим фонтаном густо засыпало землю своими спелыми плодами: ими никто не интересовался.

Русский монах в Андреевском скиту. Один из последних выходцев из старой России. Фото 1950-х гг.

Двери собора тоже не открывались. Полный осмотр здания – против часовой стрелки, как во время крестного хода, – никаких лазов не открыл. Я вернулся на паперть, в стену которой была вмонтирована мраморная доска: «Сей храм заложен в память чудесного избавления от смертельной опасности, грозившей Императору Александру Второму…» Где именно, от кого и когда ему грозила опасность – уже не читалось. И царь в итоге не уберегся, и храм заколочен.

«Бурсаки» Афониады, школы в одном из флигелей Андреевского скита

Напротив собора через двор, как положено, дверь в дверь, стояла распахнутая настежь трапезная. Когда-то сюда после службы, выходя из храма, иноки чинной вереницей, не отклоняясь от прямой траектории, шли на трапезу. Просторный полукруглый зал, десятки длинных деревянных столов, заваленных пометом летучих мышей и всяким хламом. Неужели за этими столами кто-то кормился?

Малые церкви, как их зовут на Афоне, параклисы, были открыты. Некоторые из них стояли совсем голые, нещадно ободранные, в других уцелели остатки стенных росписей и пустые иконостасы. Обход братских корпусов напоминал прогулку по городу, пораженному нейтронной бомбой. Я обнаружил различные мастерские, пекарню, мельницу, котельную, аптеку, больницу, иконописное и фотографическое ателье, затем прошелся по кельям с их скудным типовым убранством: постель, шкаф, сундук. Кое-где на столах лежали эмигрантские газеты 1960-х годов.

За монастырским каре, в отдельном строении, я разглядел сквозь окно стеллажи с черепами. Вот она, знаменитая афонская усыпальница! На дверях склепа висел замок, снимавшийся вместе со щеколдой и гвоздями.

В центре склепа, в небольшом застекленном шкапчике, располагались черепа скитоначальников, с подробными эпитафиями на лбах и в хронологическом порядке.

С высоченных, до потолка, стеллажей на меня смотрели пустыми глазницами главы насельников. Я брал черепа наугад и, стирая с них пыль, читал лаконичные надписи на лбах: «Убит разбойниками», «Прожил более ста лет», «Утонул в море», «Бывший агроном». Одна эпитафия сообщала о филологических достоинствах инока: «Хорошо знал греческий язык» – видно, с языком туземцев туговато было у русских афонитов.

Если сам скит мне казался мертвым, то здесь, в усыпальнице, на меня повеяло жизнью…

В 1992 году в пустую обитель, по решению Ватопедского монастыря, вселилась небольшая группа греческих монахов во главе с архимандритом Павлом (Политисом). Ядро новой общины составляла семья: отец отца (странное словосочетание) Павла и его брат. Настоятель, будучи профессиональным реставратором, приложил много усилий для консервации и восстановления наследия своих предшественников. При этом, однако, русская монашеская традиция здесь оборвалась. Прискорбно и то, что престарелый о. Андрей (отец архимандрита Павла) избрал странную форму юродства, русофобию, обрушивая на греческих посетителей скита небылицы о русском Афоне и даже чиня препятствия паломникам из России. В декабре 1999 года я прибыл специально на 150-летие скита. На панигирь, Андреев день, в обитель сошлось множество гостей во главе с греческим епископом Михаилом, экзархом Центральной Европы. Торжественная служба шла в Андреевском соборе – такое событие случается раз в год: общинка была так мала, что чувствовала себя в гигантском храме неуютно (ежедневные богослужения шли в другом месте).