Русские ушли - [72]

— Скоро Волга, — сказал рядовой Никитенко, — за Волгой красиво будет.

Майкл видел Волгу только на фотографиях. Ну и из курса географии, разумеется, знал кое-какие данные.

— Ненавижу осень, — вздохнул Никитенко. — У нас, в средней полосе, самое скучное время года. То ли дело зимой, когда дожди начинаются! Тогда все, как в Поволжье, цветет и пахнет. Мих, а ты сам откуда родом?

— Из Москвы, — процедил Майкл.

— А-а, — протянул Никитенко. — А я догадался, на самом деле, по акценту. Москвичей везде по говору узнают.

Акцент у Майкла если и был, то английский. А свой русский он учил в таком месте, какое Никитенко даже в самом радостном наркотическом сне присниться не могло, потому что не подозревал он о существовании Больших Штатов.

— Пойду, вздремну, — сказал Майкл.

— Ща, — заторопился Никитенко, чья вахта шла сейчас, — я только до сортира сбегаю.

Огромная, нечеловечески огромная страна. Майкл привык к гигантским расстояниям, для Космоса масштабы любой планеты мелковаты. Но в этой стране все перемещались размеренно, осознавая каждый шаг и позволяя себе проникнуться — беспредельностью земли, глубиной и тяжестью неба над головой. Майкл, бывало, пересекал полпланеты за полчаса и еще злился, что столько времени теряет. А здесь черепашьими темпами люди ползали по поверхности. И философствовали. Ну правильно, чем еще заняться в дороге, когда час за часом вокруг тебя ничего не меняется, когда ты знаешь, что хоть лопни, а Путь сильней тебя? Только рассуждать о смысле бытия.

Да, Путь сильней тебя. Когда летишь в модуле, ты не успеваешь вынырнуть из повседневных дел. А тут ты понимаешь, что все твои заботы — суета. И заботы твоего начальства — тоже суета. Потому что рано или поздно ему тоже придется путешествовать, тогда Путь раздавит и его. Перед Путем все равны, в этом и заключается подлинная русская демократия.

Майкл честно пытался понять эту страну. Иногда ему казалось, что он нашел главную ноту, которая задавала тон всей симфонии. Но проходило время — и он понимал, что не расслышал иной, более глубокий слой. В такие минуты ему казалось, что до самого дна, оно же первопричина, он не доберется никогда. И тогда его одолевала легендарная русская тоска и хотелось напиться до зеленых чертей.

Потому что, черт подери, ему тут жить. Потому что, прожив здесь несколько недель по необходимости, он в одно прекрасное утро проснулся уже не гражданином Больших Штатов, а самым настоящим русским, который исключительно по недоразумению хрен знает сколько лет шлялся — хрен, опять-таки, знает — где. Найти бы этот всезнающий хрен да расспросить…

А снизошло на него прозрение в то утро, когда похмельный Майкл вместо пасты почистил зубы кремом для бритья и понял, что делает это уже не в первый раз. Что такое натурализация штатовца в России? Когда он, споткнувшись на ровном месте, вместо «Oops!» говорит: «Бля!»

Вот и Майкл — сказал. Потом подумал — а что такого? Хорошо, что хлоркой не почистил. И это была вторая русская мысль за утро. Ну, а когда он за завтраком потребовал сто грамм водки, а не пинту пива, ему самому стало все ясно. Побрившись — слава богу, не зубной пастой! — он отправился к консулу и попросился в подданные Российской Империи.

После этого он пил еще две недели — в ожидании. Но пил уже как русский — не до розовых слонов, а до зеленых чертей.

Вернулся из сортира Никитенко, отпустил Майкла в купе охраны. Майкл прошел весь длинный коридор, стараясь не притрагиваться к решетке. Арестантский вагон своим устройством напоминал ему Нижнюю Палату в «Вечном солнце»: продол, отделенный от камер решеткой, и арестанты, которые даже гадить должны на виду у конвоиров. Вместо камер были плацкартные купе с наглухо задраенными окнами, по два человека в каждом. И — взвод охраны, живущий тут же, в этом же поезде, в этих же провонявших испражнениями и лютой тоской вагонах. Да, много общего. Но есть и различия, самое существенное из которых заключалось в том, что сейчас Майкл находился по другую сторону решеток и замков.

Проходя мимо третьего купе, он чуть повернул голову. К счастью, Подгорный спал.

Майкл надеялся, что это не дурная шутка Чернышёва. На сборном пункте он угодил в «инженерные» войска. Обрадовался. Ему тут же объяснили, чем в действительности занимаются инженеры. Майкл охнул, узнав, что следующие три года будет охранять каторжников и подавлять гражданские бунты. Его утешили: мол, повезло, тебя «перевозка» забрала — полк путевого сопровождения. Майкл успокоился, оттрубил три месяца учебки, присягнул на верность. И на первом же выезде среди каторжников увидел Шурика Подгорного. Тот притворился, что не заметил.

Может, и в самом деле не заметил — форма очень изменила Майкла. В университете он всегда одевался настолько элегантно, насколько позволяли средства. Держался соответственно. Еще и отпустил кудри после «Вечного солнца». А на призывном пункте сдал на склад гражданскую одежду, получил взамен комплект серого безобразия, грубого на ощупь. Потом его остригли. К счастью, не тупым ножом и не клоками. Вполне прилично, только чересчур коротко.

Словом, рядовой Портнов имел очень мало общего со стильным студентом Портновым.