Русские травести в истории, культуре и повседневности - [13]

И, говоря это, Бочкарева одергивала гимнастерки, выправляла складки, затягивала пояса, больно вцепившись в хрупкие плечи, грубо вертела легонькие тела, будто это не барышни, а деревянные солдатики, – ровняла, хлопала, счищала пыль наждачкой ладони. Припекала готовую картинку фронтовым словечком. На этом «явление» заканчивалось.

Барышни, красиво шагнув за казарменные ворота, маршировали по домам. Не забывали козырять встречным офицерам и генералам, как им велела командирша. Понимали, что рискуют: выправка и салютование были в тогдашнем Петрограде не в чести. Оттого доброволицы особенно старались, ведь их форма, подтянутость, бритые головы, шаровары и приложенные к фуражкам ручки были вызовом, во-первых, мужчинам, а во-вторых, пораженчеству.

Этими странными военными андрогинами очень интересовалось столичное общество. Их без устали фотографировали Карл Булла, Яков Штейнберг, иностранные репортеры. Снимки публиковали на обложках политических и светских журналов. По фотографии Нины Крыловой в солдатской форме именитый мастер Иннокентий Жуков создал бюст «Одна из тех, которые шли умирать за нас» и представил его на Осенней выставке 1917 года. Кажется, это единственный скульптурный портрет доброволицы.

Бочкарева сама своим внешним видом, фронтовой унтерской «отчетливостью» показывала пример. Она любила удобные кожаные ботинки и обмотки. Шаровары ей шили на заказ. Унтерша носила защитного цвета рубахи с воротничком-стойкой. Была у нее и особенная модная укороченная гимнастерка, едва доходившая до бедер. Над левым карманным клапаном она крепила награды: медаль «За усердие» на Станиславской ленте с бантом, георгиевские медали 3-й и 4-й степеней и Георгиевский крест 4-й степени, а левее – знак 28-го пехотного Полоцкого полка. На ее фотографиях заметен и признак революционного времени – шелковый красный бант. Бочкарева поддержала революцию, хотя была против пораженчества и солдатских комитетов. Носила алую ленту, но била словоблудов по морде.

Традиционно у каждой войсковой части были иконы и знамя. Образы Богоматери и святого Георгия в золотых окладах батальону подарили солдаты 1-й и 3-й русских армий во время парада 21 июня на Исаакиевской площади. Тогда же вручили и знамя – полотнище из белой парчи с крестом и надписью на лицевой стороне: «Первая женская военная команда смерти Бочкаревой».

23 июня батальон в полной выкладке прибыл на Варшавский вокзал, чтобы уже через два дня оказаться на передовой, под Молодечно, в расположении 32-й пехотной дивизии, мотавшей войну в хмельной лени. 3 июля бой-бабы заняли окопы в расположении 525-го пехотного Кюрюк-Дарьинского полка и 9 июля атаковали германские позиции у Новоспасского леса. Сражались героически, остервенело, назло всем – и противникам, и своим же солдатам, лентяям и насмешникам. Поддержанные соседним 525-м полком, амазонки взяли три линии германских окопов, но дальше не продвинулись: мужики-солдаты нашли ящики с вином и перепились. Атака захлебнулась. Неприятель протрезвел быстрее и рано утром 10 июля ответил пулеметным и шрапнельным огнем. Доброволицы отступили. Всего с 9 на 10 июля в бою погибло две солдатки, две пропало без вести, тридцать шесть были ранены.

На этом участие женских частей в Великой войне закончилось. Другие команды так и не смогли попасть на фронт. Среди них – 1-й Петроградский женский батальон и 2-й Московский женский батальон смерти. Возникли они почти одновременно – в начале июня 1917 года. Схожими были и форма, и проблемы, с ней связанные, – на обмундирование не хватало денег. Главное управление Генерального штаба много обещало, да малым обеспечило. Добывать средства пришлось дамам из военных общественных организаций. Обувь доставили не сразу, и батальон несколько недель носил женские туфли и боты, к великому удовольствию острословов-мужчин. Огромные грубые солдатские фуражки сползали на носы и уши во время строевых занятий, что не оставили без внимания карикатуристы.

Ранней осенью хозяйственных проблем прибавилось: штабы военных округов и Главное управление Генерального штаба практически не финансировали батальоны, предоставив их самим себе. Образ женщины-воина, столь популярный всего несколько месяцев назад, теперь почти никого не волновал, в него уже почти никто не верил. Доброволицы потеряли запал. В сентябре начался массовый отток из 2-го Московского женского батальона. Солдаты и командиры на передовой не хотели принимать «баб в галифе», утверждая, что они лишь мешают работе. Ставка неожиданно с ними согласилась и 30 ноября 1917 года постановила расформировать женские подразделения. Батальон Марии Бочкаревой просуществовал до середины декабря, 1-й Петроградский женский батальон распылился к январю 1918 года.

МОРСКАЯ ЖЕНСКАЯ КОМАНДА

1 июля 1917 года заместитель морского министра каперанг Борис Дудоров получил прелюбопытное прошение. Ему писали «истинные патриотки», организаторы кружка «Русские женщины, сплотитесь». Они требовали сформировать женскую морскую команду, которая беззаветно бы послужила флоту и Отечеству. Подобные сумасбродные рапорты периодически поступали на имя военного и морского министра: дамы просили то организовать ударные части «для борьбы с анархией в деревнях», то устроить «женский полк черных гусар». И теперь замахнулись на святая святых – русский императорский флот!