Русские толкования - [8]
Правило замены слова значением, главное правило филологического толкования, основывается на том, что человек может сказать то, что думает. Думать в говорить то, что думаешь значит говорить себе. Замена думать его значением и потом вывод отличия из противоположного говорить дают говорить другим то, что говоришь себе. Но думать в говорить то, что думаешь значит и хотеть сказать, ср. Даль (СВРЯ, ст. Мысль): «Он мыслит уйти, хочет; здесь мысль уже перешла в хотенье.» Неоднозначное в каком-то окружении слово можно заменить в нем не одним значением. Рядом с говорить другим то, что говоришь себе получаем говорить что хочешь (сказать), а шире — «делать другим то, что делаешь себе» и «делать что хочешь»; называемая золотым правилом заповедь, например «Итак во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки.» (Матфей, 7.12, с параллельными местами), и антиправило «Делай что хочешь», единственное правило в уставе Телемской обители (Рабле, 1.57), оказываются в родстве.
Толкование своего слова. Свое слово незначимо, поэтому спросит о значении слова не тот, кто его сказал, а кто услышал и хочет понять. А толкование — ответ дает не спросивший («Вопрос и ответ предполагают взаимную вненаходимость.» — М. Бахтин, К методологии гуманитарных наук в ЭСТ>1, с. 371) и тем более не тот, чье это слово. Толкователь — третий, посредник (герменевт как Гермес) между говорящим и слушателем — спрашивающим. Но где безымянный сказочник, сказавший слово сказал? Его нет с нами: говорящий употребляет, а не называет свое слово, в разговоре слушателя и толкователя он не участвует. Это он третье лицо, отсутствующий, о ком говорят. «И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем.» — концовка речи о Пушкине Достоевского; но предмет речи и мысли, «объект в процессе диалогического общения с ним превращается» — возвращается — «в субъект (другое я)», сказал Бахтин (запись 1970/71 в ЭСТ>1, с. 350). Говорящий может сам сказать то, что служит нам смыслом его слова, иначе это отсебятина, а не значение. Толкование не перевод, оно замкнуто относительно высказываний говорящего. Снова Бахтин (там же, с. 346): «Нельзя понимать понимание» — собственно говоря, толкование — «как перевод с чужого языка на свой язык.» Нельзя понимать толкование и как перевод на особый язык смыслов, на «семантический метаязык». Естественный вопрос после третьего, среднего ответа, переводящего слово сказал нашим подумал, вопрос, почему тогда так прямо и не сказано в сказке, помог догадаться, что дед подумал вслух. Значимо чужое слово, но толкуется свое: чужое слово переводится своим словом, которое уже нечем переводить, остается толкование. Толкователь не переводчик и не лингвист, он не усваивает чужие слова, а в самопознании отчуждает свои мысли. Для толкования не странного сказал пришлось от него отстраниться и признать его словом сказочника, а потом отстраниться от своего подумал.
Герменевтика родного языка. Эх вы, умные головы, крикнула у Мельникова-Печерского баба мужикам на сходке, вслушиваясь в «мирские речи»: толкуют что воду толкут, а догадаться не могут-- (В лесах, 1.6) — а сама догадалась. Но одной догадливости, понятливости, смышлености для толкования мало, нужна еще толковательная техника. Толкование недооценивают, как будто мысль понимающего соотносится с делом непосредственно, а не через слово, которое не может быть своим словом. На четвертом ответе житейская «народная герменевтика» останавливается, искусный пятый ответ дает герменевтика филологическая. Четвертый, предпоследний ответ это углубляющий возврат ко второму ответу, а последний — к первому. Толкование слова «думать» будет ответом на вопрос лингвиста, вообще ученого, что значит простое слово. Такая герменевтика обращена от простых людей через толкователя к ученым, то есть в противоположную популяризации науки и всякому просвещению, культурное оно или религиозное, сторону. Именно органическая герменевтика родного языка и фольклорной мудрости послужила бы «восстановлению — моста между наукой и человеческой природой», а это, говорит Честертон, «одна из величайших нужд человечества» (Защита полезных сведений); так и в Итогах Павла Флоренского (2 — ФСС 3.1, с. 367—72) или же в его Детям моим, 7: «Это была характерная болезнь всей новой мысли, всего Возрождения; теперь, задним числом, я могу определить ее как разобщение человечности и научности.»
кому и карты в руки?
Поговорка тебе (или ему итп.) и книги в руки подразумевает пословицу Грамотею/ученому и книги в руки (ПРН, с. 629, и ППЗ, с. 165); варианты пословицы (Волог., с. 186, и ПРН, с. 424 и 489): Кто знает аз да буки, тому и книги в руки. Кто больше знает-- и Кто больше бывал/видал-- с предпочтением бывалого ученому. А кому и карты в руки? Тому, кто как пьяный или глупый поп: Поп пьяной книги продал да карты купил (ППЗ, с. 33), умен как поп Семен: книги продал да/а карты купил (ПРН, с. 256 и 438). — Тебе и карты в руки это ироническая, шутовская по происхождению поговорка, вытеснившая уважительную, но и отчужденную
Задача этой книги — показать, что русская герменевтика, которую для автора образуют «металингвистика» Михаила Бахтина и «транс-семантика» Владимира Топорова, возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Вся книга состоит из примечаний разных порядков к пяти ответам на вопрос, что значит слово сказал одной сказки. Сквозная тема книги — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы. Толкуя слово, мы говорим, что оно значит, а значимо иное, особенное, исключительное; слово «думать» значит прежде всего «говорить с самим собою», а «я сам» — иной по отношению к другим для меня людям; но дурак тоже образцовый иной; сверхполное число, следующее за круглым, — число иного, остров его место, красный его цвет.
Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.
Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.
Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.
Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.