Русские святыни - [42]

а крестьяне "реакционны"[179] Средневековье же «темное», Герцена Маркс очень не любит, как, впрочем, долго не любил и Россию. А для Ленина главный вопрос — аграрный, революция — рабоче-крестьянская, т. е. крестьяне — революционный, а не реакционный класс. Ленин — автор статей "О национальной гордости великороссов" и "Памяти Герцена". Эти отличия лежат на поверхности, не увидеть их трудно. Тем более видно это в политике. Брестский мир, а затем нэп показали, что для Ленина иерархия ценностей выглядит так: сначала Россия, а затем коммунизм. В обоих случаях ему пришлось идти против течения, и он лично вынудил возможностью своей отставки и своим авторитетом согласиться на его решение — сначала Россия, затем коммунизм. Конечно, объяснялось это тем, что только такая схема сохраняет сам коммунизм, но реальность политики позволяла его оппонентам и врагам считать его не марксистом, а скорее Пугачевым, Петром Первым, Чернышевским, великим князем Московским, славянофилом, святым старцем и т. п. Думается, что этот вопрос — Ленин и русская идея — требует детальной и обширной особой работы.

Социализм и русская идея, безусловно, совместимы в плане труда, социальной справедливости, общего братства народов, а несовместим с ней ушедший режим с его атеизмом и русским православием. Нетрудно заметить, что в России все неожиданно приобретает неожиданные очертания: в церкви о неверующих священниках или преподавателях духовной академии речь уже не идет, жертвенная позиция церкви очистила атмосферу, и сегодня церковь стала очень привлекательной для интеллигентов и молодежи. А братство народов неожиданно закончилось межнациональными войнами и распрями. Последнее прямо связано с тем, что это братство зиждилось на русском народе, который пытался в одиночку вытянуть "тягу земную", спасти и накормить весь мир — Таджикистан и Вьетнам, Литву и Болгарию. А так братство не строится, и РОССИИ опять нужно сосредоточиться на своих проблемах и подумать о себе, следовательно, о русской идее как смысле русской истории и русского народа.

Советский период имел безусловные достижения — мощный технический рост, всеобщая грамотность и достаточно высокое образование, развитие коммуникаций, победа над Гитлером и выход в космос. Возник новый тип личности, чью интересную характеристику в своей книге "Роза мира" дает Д. Л. Андреев: "Человек какого образа воспитывался всеобъемлющей педагогической системой? Каков был ее идеал?"

Она развивала в воспитуемом смелость, ибо смелость эта была нужна государству для борьбы с врагами и для грядущих боев за всемирную власть. Воспитывалась воля, но такая воля, которая покорна государству и квазицеркви (партии. — Н. Б.) и тверда в осуществлении их — и только их — директив. Воспитывалось чувство товарищества, но товарищества по отношению только к тем, кто неукоснительно и твердо отстаивал дело именно того государства и этой квазицеркви. Воспитывались правдивость и честность, но честность такого рода: такая честность, когда человек, не колеблясь, предает товарищей, друга, отца, выдает любую доверенную ему тайну, если она хотя бы в деталях противоречит интересам государства и указаниям квазицеркви. Воспитывалось творческое отношение к труду — все ради эффективности трудовых процессов в интересах той же квазицеркви и того же государства. Поощрялась жажда знания, но направлялась она по строго определенному руслу: такому руслу, которое обеспечивало технический прогресс и формирование определенной идеологии. Все это окрашивалось тщательно культивируемой, выращиваемой, питаемой, поливаемой, подогреваемой ненавистью к врагу, причем врагом считался каждый, мыслящий иначе, чем квазицерковь. В итоге получалась развитая, энергичная, жизнерадостная, целеустремленная, волевая личность, по-своему честная, по-своему идейная, жестокая до беспощадности, духовно-узкая, религиозно-невежественная, зачастую принимающая законченный тип самоуверенного фанатика, выражающего, что его государство — лучшее из всех государств в мире, его народ — талантливее всех народов, его квазицерковь — ковчег абсолютной истины, его идеология — безупречно правильна, его вождь — непогрешим не только ex cathedra, но и во все минуты своей жизни, все же остальное — ветошь, исторический мусор, только мешающий жить и осужденный на безжалостное уничтожение".[180]

Сегодня можно сказать, что подобная характеристика новой нравственности может быть похожа на то, чего желали при Сталине и нередко достигали. При этом, к сожалению, Д. Андреев не учитывал наложения разных моралей — разных моделей — ленинской и православной, ленинской и сталинской, официальной и народной. И его характеристика может выглядеть излишне суровой, однако явно отражает реальность «суженной» личности. И можно было бы вспоминать известные слова Ф. Достоевского "широк русский человек, сузить бы его", подразумевая исполнение его рекомендаций. Однако делать этого не хочется, ибо «духовно-узкая», по словам Д. Андреева, личность проявляла не ту «узость», которую желал получить Ф. Достоевский. Положительная «узость» вовсе не «духовно-узкая», а введенная в рамки неумеренная широта, ограниченная броней жесткой дисциплины и точно выверенная высокой целью сила и страстность русской натуры.