Русские суеверия - [34]
БЕС-ХОРОМОЖИ́ТЕЛЬ – нечистый дух, обитающий в доме, во дворе; домовой, дворовой.
Упоминание о «проклятом бесе-хороможителе» – в новоселье хозяин встречает его «с кошкою черной и с курою черным» – находим в одном из древнерусских Поучений. В Киево-Печерском патерике о проделках беса-хороможителя повествуется так: «Однажды к Феодосию Печерскому пришел монах „от единыя веси монастырския“ и сообщил, что в хлеве, куда загоняли скотину, живут бесы и вредят скотине, не давая ей есть. Много раз священник молился тут и кропил святою водою, но это не помогало. Феодосий отправился в это село, под вечер вошел в хлев и, затворив за собою дверь, всю ночь до утра пробыл там на молитве; с тех пор бесы не появлялись и не творили никому на дворе пакости» 〈Рязановский, 1915〉.
В XVII в. (как, впрочем, и позже) верили, что беспокойное существо может быть «наслано» колдуном. У галичанина Григория Горихвостова появляется в доме нечистый «по насылке» крестьянина Хромого. «И по насылке де того мужика, объявилось у него Григорья на Москве… – читаем в одном из судебных дел XVII в. – Во дворе в горнице задней, учало бросать кирпичьем с печки и от потолку, и люди многие биты до крови, и хоромы и печь изломаны, и стены избиты». При этом «речь ис-под лавки была тонковата и гугнива» 〈Черепнин, 1929〉.
Газета начала XX в. публикует сообщение о бесах, учинивших разгром в доме священника из Владимирской губернии. Отчаявшись совладать с бесами, он шлет телеграмму его преосвященству: «Владыко Святый, бесы наполнили дом; затопят печи, жгут одежду, топят в воде, переносят вещи, беспрерывно сотни людей день и ночь свидетели. Прошу молитв…» Производящий дознание местный благочинный доносит: согласно показаниям понятых, бес вышвыривает из чулана половики, затапливает печь шерстяными платками; сжигает шарф; ставит вещи со стола на пол, а с окон на столы; снимает высушенное белье и прячет в ушат с водой; опутывает ручки дверей тряпками; во время молебна рассыпает муку, разбрасывает вещи. Разбушевавшегося беса удается смирить посредством молитв и молебнов, но далеко не сразу 〈Необычайные явления, 1900〉 (приблизительно так же – молитвами, молебнами, курением ладаном – утихомиривают беса-нечистого в XVII в.: «…и по многих молебнах милостию Божиею перестало бить» 〈Черепнин, 1929〉).
Облик беса-хороможителя, именуемого в древнерусских и средневековых историко-литературных памятниках то бесом, то нечистым, соотносим с образом домового крестьянских поверий XIX–XX вв. (см. ДОМОВОЙ): проделки поселяющегося в доме беса-нечистого, как и каверзы домового, на протяжении нескольких сот лет описываются, в общем-то, одинаково.
БЛАГÁЯ (БЛАЖНÁЯ) МИНУ́ТА, БЛАГО́Й ЧАС, БЛАГО́Е ВРЕ́МЯ – момент, в который происходят несчастья; внезапная тяжелая болезнь, припадок; персонификация «опасного времени».
«Знать, с ним благой час сделался» (тульск.); «Не дай Бог благой час в лесу застанет, умрешь не перекрестимши» (тульск.); «Находит благая минута на них (русалок, ведьм)» (орл.); «Благое тебя побери!» (смолен.).
Благое (блажное) время – особо опасно, открыто для «игры» сверхъестественных сил. Как и все «злые», «худые» минуты, секунды – оно может быть непредсказуемо, невычислимо (см. статью «О незнаемом»): «В каждом часу есть минута блажная – как попадется» (новг.).
Иногда благое время «смутно-персонифицировано» и напоминает производящее беды живое существо; ср.: благой час – «от которого случилась болезнь» (твер., псков., смолен., моск.). В поверьях Псковщины благой – нечистый дух.
По мнению В. И. Даля, слово «благо́й» («блбгий») обозначает противоположные качества. «Церк〈овное〉, стар〈ославянское〉, а частью и ныне: добрый, хороший, путный, полезный, доброжелательный, доблестный; в просторечии же: благой, злой, сердитый, упрямый, упорный, своенравный, неугомонный, беспокойный, дурной, тяжелый, неудобный» 〈Даль, 1880〉.
Дабы избежать влияния благого времени, нужно молиться, положившись на волю Божью. Однако вплоть до конца XX в. благое время в крестьянских поверьях нередко остается «своевольным», а его «действия» – тождественными действиям непредсказуемой судьбы.
БЛÁЗЕНЬ, БЛАЗНÁ, БЛÁЗНИК, БЛАЗНЬ – привидение, призрак; галлюцинация.
«А как тут калики испугалися. А как думали бежит, да все ведь блазник жа» (былина) (беломор.); «Да блазнь это, очнись» (свердл.); «Блазнь нашла его в бане» (Средний Урал).
Блазень (от «блазить, блбзнить, блазниться» – чудиться, мерещиться) – видение, привидение, которое по форме появления и проявления ближе всего к домовому, покойникам. «Блазнит» – когда нечто (часто невидимое) передвигается, издает звуки («стукочет», «пугает», «мерещится»).
«Блазнит, ровно кто ходит в пустом доме у нас» (волог.); «Таперича долго блазнить да мерещить станет после такого гама и сутолоки» (перм.); «Умерший сын являлся отцу своему – блазнилось отцу-то» (волог.); «Преимущественно блазнит и судится народу с Николина дня до Крещенья» (арханг.); «Поговаривают о холерном доме, стоящем на торговой площади и временно занятом отделением богадельни, будто бы в нем чудится или, яснее, блазнит, но такова уж участь всех старинных зданий»
«Энциклопедия русских суеверий» знакомит читателя со сложным комплексом верований, бытовавших в среде русского крестьянства в XIX–XX вв. Ее основные «герои» — домовые, водяные, русалки, лешие, упыри, оборотни, черти и прочая нечистая сила. Их образы оказались поразительно живучими в народном сознании, представляя и ныне существующий пласт традиционной культуры.Бесспорный интерес вызывают широко цитируемые автором фольклорные и этнографические источники, архивные материалы и литературные публикации. Они приводятся практически без изменений, с сохранением диалектизмов и стилистических особенностей, свойственных рассказчику.Книгу сопровождают авторская статья «О незнаемом», словарь устаревших и диалектных слов и список литературы.
Одну из самых ярких метафор формирования современного западного общества предложил классик социологии Норберт Элиас: он писал об «укрощении» дворянства королевским двором – институцией, сформировавшей сложную систему социальной кодификации, включая определенную манеру поведения. Благодаря дрессуре, которой подвергался европейский человек Нового времени, хорошие манеры впоследствии стали восприниматься как нечто естественное. Метафора Элиаса всплывает всякий раз, когда речь заходит о текстах, в которых фиксируются нормативные модели поведения, будь то учебники хороших манер или книги о домоводстве: все они представляют собой попытку укротить обыденную жизнь, унифицировать и систематизировать часто не связанные друг с другом практики.
Академический консенсус гласит, что внедренный в 1930-е годы соцреализм свел на нет те смелые формальные эксперименты, которые отличали советскую авангардную эстетику. Представленный сборник предлагает усложнить, скорректировать или, возможно, даже переписать этот главенствующий нарратив с помощью своего рода археологических изысканий в сферах музыки, кинематографа, театра и литературы. Вместо того чтобы сосредотачиваться на господствующих тенденциях, авторы книги обращаются к работе малоизвестных аутсайдеров, творчество которых умышленно или по воле случая отклонялось от доминантного художественного метода.
В настоящей монографии представлен ряд очерков, связанных общей идеей культурной диффузии ранних форм земледелия и животноводства, социальной организации и идеологии. Книга основана на обширных этнографических, археологических, фольклорных и лингвистических материалах. Используются также данные молекулярной генетики и палеоантропологии. Теоретическая позиция автора и способы его рассуждений весьма оригинальны, а изложение отличается живостью, прямотой и доходчивостью. Книга будет интересна как специалистам – антропологам, этнологам, историкам, фольклористам и лингвистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся древнейшим прошлым человечества и культурой бесписьменных, безгосударственных обществ.
Валькирии… Загадочные существа скандинавской культуры. Мифы викингов о них пытаются возвысить трагедию войны – сделать боль и страдание героическими подвигами. Переплетение реалий земного и загробного мира, древние легенды, сила духа прекрасных воительниц и их личные истории не одно столетие заставляют ученых задуматься о том, кто же такие валькирии и существовали они на самом деле? Опираясь на новейшие исторические, археологические свидетельства и древние захватывающие тексты, автор пытается примирить легенды о чудовищных матерях и ужасающих девах-воительницах с повседневной жизнью этих женщин, показывая их в детские, юные, зрелые годы и на пороге смерти. Джоанна Катрин Фридриксдоттир училась в университетах Рейкьявика и Брайтона, прежде чем получить докторскую степень по средневековой литературе в Оксфордском университете в 2010 году.
Литературу делят на хорошую и плохую, злободневную и нежизнеспособную. Марина Кудимова зашла с неожиданной, кому-то знакомой лишь по святоотеческим творениям стороны — опьянения и трезвения. Речь, разумеется, идет не об употреблении алкоголя, хотя и об этом тоже. Дионисийское начало как основу творчества с античных времен исследовали философы: Ф. Ницше, Вяч, Иванов, Н. Бердяев, Е. Трубецкой и др. О духовной трезвости написано гораздо меньше. Но, по слову преподобного Исихия Иерусалимского: «Трезвение есть твердое водружение помысла ума и стояние его у двери сердца».
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .