Русские суеверия - [260]

Шрифт
Интервал

.

Черт оборачивается человеком – монахом, священником; странником, солдатом. В уральском повествовании черти – «барыни в немецких платьях, в шляпках, с зонтиками и офицеры с гитарами» – «и у тех, про́клятых, вместо ног торчат – у кого лошадиные же копыты, у кого звериные лапы, а у одной барыни из-под платья и хвост виден, закорючился, словно у собаки» 〈Железнов, 1910〉.

На Владимирщине полагали, что черти – «такие же люди, но нерусские, неаккуратные и неуклюжие».

В поверьях конца XIX – начала XX в. облик черта осовременивается. «Случилось мне прийти в правление в пятницу, и я увидел там старушку какую-то в коридоре, – сообщали в 1898 г. из Тихвинского уезда. – Спрашиваю: „Что тебе, бабушка?“ – „А что, кормилец, выдают проценты?“ – „Выдают. А где у тебя книжка?“ – „Да что, кормилец, ходила помолиться Царице Небесной, да черт навстречу попал, я и узелок оставила… 〈…〉 Да сидит на двух колесах, да как ветер дунул, он и уехал. Я и думаю, что ходила помолиться за грехи свои, а тут черт навстречу“. Я ей говорю: „Бабушка, это, верно, барин на велосипеде“. – „Ох ты, родной мой, да его, черта, нашему барину на тройке не догнать“» 〈АРЭМ〉.

«Черт-человек» может быть до мелочей похожим на знакомого, родственника (соседа, кума, свата, мужа). «Недавно в деревне Мальцеве умерла женщина Марья, с огромнейшим животом. Родные передают, что, когда они стали ей укорять, что она гуляет (распутничает), она им рассказала следующее: „Когда Костю (мужа) взяли в солдаты, я сильно тосковала. И вот стал по ночам ходить ко мне мужик, ликом и всем как Костя. Живот-то и стал расти!“ Народ уверяет, что ходил к ней лукавый» (новг.) 〈АРЭМ〉.

Черта выдают зычный голос, горящие глаза; едва заметные рожки, копытца; иногда у него подоткнута правая пола одежды, а на голове – красная шапочка (реже он носит красную рубашку, пояс).

«У кого нет ресниц, тот считается чертом или, во всяком случае, весьма подозрительным человеком» (волог.). У черта нет тени (новг. и др.). Ср. также совет, как отличить «чертей в образе людском». «Как бы там черт ни притворялся, а хвоста скрыть не может: хоть кончик да будет виден из-под одежды. То же и насчет ног: истовых, значит, ног он иметь не может, а будет иметь иль-бо лошадиные копыты, иль-бо звериные лапы» (урал.) 〈Железнов, 1910〉.

Согласно поверьям Тульской губернии и некоторых других, чертей, как и людей, очень много.

Распространенные названия черта, характеризующие различные черты его внешнего облика, нрава, – нечистый, немытик, некошной, невидимка, недобрик, лукавый, корнохвостик, грешок, враг, рогатый, плохой и пр. Посредством этих названий можно избежать частого употребления «настоящего» имени. «Слово „черт“ произносить грех, не то он привяжется и будет причинять зло» (волог.). «Во Владимирской губернии считали, что, „как зачнешь ругаться, он подскочит и толкат, ругайся, дескать, больше“. Слово „черт“ хотя и употребляется там, но чаще заменяется словом „шут“, „шутник“, „окаяшка“, „черный“» 〈Померанцева, 1975〉; «Многие слова „черт“ не произносят, боясь черта, а называют его „черный“, „немытик“» (новг.).

Сюжеты, повествующие о губительной помощи «призванного» черта, бытовали повсеместно.

«А еще был у нас в Кевроле такой человек нехороший. Всех ругом ругал, иначе как „черт“ да „дурак“ и слова ему не было. 〈…〉 Вот раз он с работы пришел, в избу в совике взошел да давай стягивать. А совик намок, не лезет. Он тогда и заругайся на сына: „Вот, черт, помоць не можешь!“ А откуда ни возьмись тут черт и пришел. Давай с него совик ташшить. Ташшит вместе с кожей. Мужик кричит, а черт ташшит. Так кричал, что все село сбежалось. Прибежал и поп, стал его отцитывать „Отце наш“ и молитвы всякие, ну, черт и убежал, да с совиком вместе». (Этот текст «почти дословно передает историю „О гордости и ярости“, помещенную в „Великом зерцале“ (гл. 54) и ходившую во множестве списков и рукописных сборников, „Цветников“ Соловецкого монастыря и др.» 〈Карнаухова, 1928〉).

Излюбленные места обитания чертей – болота, лесные чащобы, «неудобные земли». «Горы да овраги – чертово житье»; «В тихом болоте черти живут».

«Черт за щеку спрятал глину [при Сотворении мира]. Архангел донес на него. Черту пришлось выплюнуть – образовались горы и озера. Бог в наказание посадил черта в самый глубокий и бездонный овраг и наполнил его вонючей водой и глиной. Поэтому черти теперь и бывают в оврагах и болотах, даже слышать можно, как они там стонут, визжат и хохочут» (пенз.).

«Воду каждую ночь ангел освящает, и только речную, да родниковую, да морскую, а болотной не освящает, затем что в болотах черти живут» (орл.). Тем не менее во многих регионах России чертей отождествляли с водяными духами. «Чертями называют всех нечистых духов вообще и водяных в особенности: при разговоре с именем черта всегда соединяется водяной». Черт – обитатель омутов, озер; предпочитает омуты мельничные, бучила (вятск.) 〈Осокин, 1856〉. «Черт не может на суше жить, он только в воде живет. Он черт, он водяной» (новг.); «С тех пор как Господь изгнал их (чертей) с неба, они не имеют туда доступа. И по земле теперь черт не ходит, сидит в речках и болотах»


Еще от автора Марина Никитична Власова
Энциклопедия русских суеверий

«Энциклопедия русских суеверий» знакомит читателя со сложным комплексом верований, бытовавших в среде русского крестьянства в XIX–XX вв. Ее основные «герои» — домовые, водяные, русалки, лешие, упыри, оборотни, черти и прочая нечистая сила. Их образы оказались поразительно живучими в народном сознании, представляя и ныне существующий пласт традиционной культуры.Бесспорный интерес вызывают широко цитируемые автором фольклорные и этнографические источники, архивные материалы и литературные публикации. Они приводятся практически без изменений, с сохранением диалектизмов и стилистических особенностей, свойственных рассказчику.Книгу сопровождают авторская статья «О незнаемом», словарь устаревших и диалектных слов и список литературы.


Рекомендуем почитать
Нестандарт. Забытые эксперименты в советской культуре

Академический консенсус гласит, что внедренный в 1930-е годы соцреализм свел на нет те смелые формальные эксперименты, которые отличали советскую авангардную эстетику. Представленный сборник предлагает усложнить, скорректировать или, возможно, даже переписать этот главенствующий нарратив с помощью своего рода археологических изысканий в сферах музыки, кинематографа, театра и литературы. Вместо того чтобы сосредотачиваться на господствующих тенденциях, авторы книги обращаются к работе малоизвестных аутсайдеров, творчество которых умышленно или по воле случая отклонялось от доминантного художественного метода.


Тысячеликая мать. Этюды о матрилинейности и женских образах в мифологии

В настоящей монографии представлен ряд очерков, связанных общей идеей культурной диффузии ранних форм земледелия и животноводства, социальной организации и идеологии. Книга основана на обширных этнографических, археологических, фольклорных и лингвистических материалах. Используются также данные молекулярной генетики и палеоантропологии. Теоретическая позиция автора и способы его рассуждений весьма оригинальны, а изложение отличается живостью, прямотой и доходчивостью. Книга будет интересна как специалистам – антропологам, этнологам, историкам, фольклористам и лингвистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся древнейшим прошлым человечества и культурой бесписьменных, безгосударственных обществ.


Наука Ренессанса. Триумфальные открытия и достижения естествознания времен Парацельса и Галилея. 1450–1630

Известный историк науки из университета Индианы Мари Боас Холл в своем исследовании дает общий обзор научной мысли с середины XV до середины XVII века. Этот период – особенная стадия в истории науки, время кардинальных и удивительно последовательных перемен. Речь в книге пойдет об астрономической революции Коперника, анатомических работах Везалия и его современников, о развитии химической медицины и деятельности врача и алхимика Парацельса. Стремление понять происходящее в природе в дальнейшем вылилось в изучение Гарвеем кровеносной системы человека, в разнообразные исследования Кеплера, блестящие открытия Галилея и многие другие идеи эпохи Ренессанса, ставшие величайшими научно-техническими и интеллектуальными достижениями и отметившими начало новой эры научной мысли, что отражено и в академическом справочном аппарате издания.


Валькирии. Женщины в мире викингов

Валькирии… Загадочные существа скандинавской культуры. Мифы викингов о них пытаются возвысить трагедию войны – сделать боль и страдание героическими подвигами. Переплетение реалий земного и загробного мира, древние легенды, сила духа прекрасных воительниц и их личные истории не одно столетие заставляют ученых задуматься о том, кто же такие валькирии и существовали они на самом деле? Опираясь на новейшие исторические, археологические свидетельства и древние захватывающие тексты, автор пытается примирить легенды о чудовищных матерях и ужасающих девах-воительницах с повседневной жизнью этих женщин, показывая их в детские, юные, зрелые годы и на пороге смерти. Джоанна Катрин Фридриксдоттир училась в университетах Рейкьявика и Брайтона, прежде чем получить докторскую степень по средневековой литературе в Оксфордском университете в 2010 году.


Кумар долбящий и созависимость. Трезвение и литература

Литературу делят на хорошую и плохую, злободневную и нежизнеспособную. Марина Кудимова зашла с неожиданной, кому-то знакомой лишь по святоотеческим творениям стороны — опьянения и трезвения. Речь, разумеется, идет не об употреблении алкоголя, хотя и об этом тоже. Дионисийское начало как основу творчества с античных времен исследовали философы: Ф. Ницше, Вяч, Иванов, Н. Бердяев, Е. Трубецкой и др. О духовной трезвости написано гораздо меньше. Но, по слову преподобного Исихия Иерусалимского: «Трезвение есть твердое водружение помысла ума и стояние его у двери сердца».


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .