Русские распутья, или Что быть могло, но стать не возмогло - [26]

Полное отсутствие варяжского влияния на жизнь раннесредневекового русского общества подтверждается и отсутствием в русских былинах героев варяжского происхождения: герои былин – чисто русские люди.

При знакомстве с русскими летописями (их называют древними, однако точнее назвать средневековыми) возникает устойчивое впечатление того, что по мере развития Русского государства – ещё в дорюриковский период, а тем более – после Рюрика, политическая ситуация оказалась своеобразной.

Все основные тенденции общественного развития определяла славянская масса, объединяемая при необходимости вечем. И это были тенденции мирной жизни – за меч русские славяне, как национальная общность, брались лишь в крайнем случае государственной (а точнее – общественной) нужды.

Текущие же, сиюминутные акты политики определял князь, имевший в своём распоряжении дружину, основу которой составляли наёмники. А поскольку профессиональными воинами в тогдашней Европе были скандинавы, которым по бедности родных мест легко было сниматься в чужие земли на грабёж, то и в дружинах русских славянских князей, особенно в послерюриковский период, было много варягов и т. д.

Пока война была делом князя, ходившего во внешние походы, князь войной с дружиной и занимался, привлекая к участию в походах наиболее воинственную часть жителей. И лишь в случае угрозы насущным интересам простого народа, княжеские силы мгновенно разрастались до массовых размеров за счёт берущейся за оружие народной массы, к оружию привычной.

Однако обилие иностранцев-наёмников при великокняжеском дворе и дало много позже основание для версии об определяющем «норманнском» влиянии на формирование и развитие русской государственности.

В действительности все основные факторы, определяющие суть общественной и государственной жизни Киевской Руси и до-киевских государственных русско-славянских объединений, были исключительно национальными, не имеющими никакого отношения к «норманнскому» образу мыслей и действий, к «варяжскому» мировосприятию.

Скажем, тот же Олег закрепился в народной памяти как «Вещий» – именно так написал о нём Пушкин («Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам…»). Но что показательно – летописная легенда сообщает о смерти Олега, ужаленного змеёй, выползшей из конского черепа, а до этого (и по летописи, и по Пушкину, следовавшему за легендой) Олег проигнорировал предсказание славянского жреца, волхва о своей кончине. Легенда явно не проявляет к Олегу симпатии, и не исключено, что так отразилось в летописи народное неприятие завоевательных склонностей нового киевского князя.

И вот этот момент в ранней средневековой русской истории – в отличие от мнимого «выбора» пути при «призвании» Рюрика – действительно следует рассматривать как точку бифуркации, как важнейшее и первое подлинное историческое распутье русского народа в летописный период.

Впервые в своей уже тогда тысячелетней истории формирующийся русский народ оказался перед судьбоносным историческим выбором – идти по «варяжскому» пути перманентных внешних завоеваний, расширяясь в сторону богатого и тёплого Юга, соединяясь с уже обосновавшимися на Балканах южными славянами, или же, как и ранее, заниматься внутренним обустройством на собственной земле, развивая и укрепляя национальное государство под рукой Киева?

Образно говоря, надо было выбирать между концепцией Кузнецов-Змееборцев, использующих силу для защиты, и концепцией Викингов-Берсерков, делающих силу орудием разбоя и грабежа.

К чести наших предков, они сделали выбор в пользу мирного развития. Придя в Киев из Новгорода, куда его вначале «посадил» отец Святослав, внук Игоря – великий киевский князь Владимир, действовал когда жёсткой силой, когда хитростью и коварством, но вёл непрерывно централизаторскую политику, объединяя вокруг Киева восточно-славянские племена. Все действия и интересы Владимира имели своим центром Киев, а не Царьград, исторически и геополитически избыточный для устойчивой и великой будущности Русского государства.

Даже Олег и, особенно, Святослав, ходившие походами на Византию, своей основной внешнеполитической задачей видели нейтрализацию и ликвидацию хазарской и печенежской угрозы русским землям, и решали эту задачу достаточно успешно, хотя Святослав и пал от печенежской руки. Уже Святослав выражал собой русское миропонимание, возвращаясь к древней русско-славянской оборонительной норме. И выражением уже подлинно русского начала стал сын Святослава – Владимир.

Владимирский период Киевского государства хорошо известен не только историкам, но и широким массам, поскольку князь Владимир «Красное Солнышко» – один из героев «киевского» цикла русских былин. В его княжение Киевская Русь укреплялась экономически, расширялась территориально за счёт присоединения ряда прилежащих земель, но – русских прилежащих земель, где киевские князья, даже громящие местных князей и их дружины, не воспринимались населением как захватчики, чужеземцы.

Владимир ходил в походы по русской земле, приводя к покорности русскому Киеву русские же племена, он заменял племенных князей своими ставленниками, а позднее – сыновьями.