Русские поэты XVIII века. Стихотворения, басни - [30]

Где ты, о сильный человек?

Мафусаила долголетье

Лишь было б сон, лишь тень наш век;

Вся наша жизнь не что иное,

Как лишь мечтание пустое.

Иль нет! – тяжелый некий шар,

На нежном волоске висящий,

В который бурь, громов удар

И молнии небес ярящи

Отвсюду беспрестанно бьют,

И ах! зефиры легки рвут.

Единый час, одно мгновенье

Удобны царствы поразить.

Одно стихиев дуновенье

Гигантов в прах преобразить;

Их ищут места – и не знают:

В пыли героев попирают!

Героев? – Нет! Но их дела

Из мрака и веков блистают;

Нетленна память, похвала

И из развалин вылетают,

Как холмы, гробы их цветут;

Напишется Потемкин труд.

Театр его – был край Эвксина,

Сердца обязанные – храм;

Рука с венцом – Екатерина;

Гремяща слава – фимиам;

Жизнь – жертвенник торжеств и крови,

Гробница – ужаса, любови.

Когда багровая луна

Сквозь мглу блистает темной нощи,

Дуная мрачная волна

Сверкает кровью, и сквозь рощи

Вкруг Измаила ветр шумит,

И слышен стон, – что турок мнит?

Дрожит, – и во очах сокрытых

Еще ему штыки блестят,

Где сорок тысяч вдруг убитых

Вкруг гроба Вейсмана лежат.

Мечтаются ему их тени

И росс в крови их по колени!

Дрожит – и обращает взгляд

Он робко на окрестны виды;

Столпы на небесах горят

По суше, по морям Тавриды!

И мнит, в Очакове что вновь

Течет его и мерзнет кровь.

Но в ясный день, средь светлой влаги

Как ходят рыбы в небесах

И вьются полосаты флаги,

Наш флот на вздутых парусах

Вдали белеет на лиманах, —

Какое чувство в россиянах?

Восторг, восторг они, – а страх

И ужас турки ощущают;

Им мох и терны во очах,

Нам лавр и розы расцветают

На мавзолеях у вождей,

Властителей земель, морей.

Под древом, при заре вечерней,

Задумчиво Любовь сидит,

От цитры ветерок весенний

Ее повсюду голос мчит;

Перлова грудь ее вздыхает,

Геройский образ оживляет.

Поутру солнечным лучом

Как монумент златый зажжется,

Лежат объяты серны сном

И пар вокруг холмов виется,

Пришедши старец надпись зрит:

«Здесь труп Потемкина сокрыт!»

Алцибиадов прах! – И смеет

Червь ползать вкруг его главы?

Взять шлем Ахиллов не робеет,

Нашедши в поле, Фирс? – Увы!

И плоть, и труд коль истлевает,

Что ж нашу славу составляет?

Лишь истина дает венцы

Заслугам, кои не увянут;

Лишь истину поют певцы,

Которых вечно не престанут

Греметь перуны сладких лир;

Лишь праведника свят кумир.

Услышьте ж, водопады мира!

О славой шумные главы!

Ваш светел меч, цветна порфира,

Коль правду возлюбили вы,

Когда имели только мету,

Чтоб счастие доставить свету.

Шуми, шуми, о водопад!

Касаяся странам воздушным,

Увеселяй и слух и взгляд

Твоим стремленьем светлым, звучным

И в поздной памяти людей

Живи лишь красотой твоей!

Живи! – и тучи пробегали

Чтоб редко по водам твоим,

В умах тебя не затмевали

Разжженный гром и черный дым;

Чтоб был вблизи, вдали любезен

Ты всем; сколь дивен, столь полезен.

И ты, о водопадов мать!

Река, на Севере гремяща,

О Суна! коль с высот блистать

Ты можешь – и, от зарь горяща,

Кипишь и сеешься дождем

Сафирным, пурпурным огнем, —

То тихое твое теченье —

Где ты сама себе равна,

Мила, быстра и не в стремленье,

И в глубине твоей ясна,

Важна без пены, без порыву,

Полна, велика без разливу,

И без примеса чуждых вод

Поя златые в нивах бреги,

Великолепный свой ты ход

Вливаешь в светлый сонм Онеги —

Какое зрелище очам!

Ты тут подобна небесам.

1791–1794

Ласточка

О домовитая Ласточка!

О милосизая птичка!

Грудь красно-бела, касаточка,

Летняя гостья, певичка!

Ты часто по кровлям щебечешь,

Над гнездышком сидя поешь,

Крылышками движешь, трепещешь,

Колокольчиком в горлышке бьешь.

Ты часто по воздуху вьешься,

В нем смелые круги даешь;

Иль стелешься долу, несешься,

Иль в небе простряся плывешь.

Ты часто во зеркале водном

Под рдяной играешь зарей,

На зыбком лазуре бездонном

Тенью мелькаешь твоей.

Ты часто, как молния, реешь

Мгновенно туды и сюды;

Сама за собой не успеешь

Невидимы видеть следы, —

Но видишь там всю ты вселенну,

Как будто с высот на ковре:

Там башню, как жар, позлащенну,

В чешуйчатом флот там сребре;

Там рощи в одежде зеленой,

Там нивы в венце золотом,

Там холм, синий лес отдаленный,

Там мошки толкутся столпом;

Там гнутся с утеса в понт воды,

Там ластятся струи к берегам.

Всю прелесть ты видишь природы,

Зришь лета роскошного храм;

Но видишь и бури ты черны

И осени скучной приход;

И прячешься в бездны подземны,

Хладея зимою, как лед.

Во мраке лежишь бездыханна, —

Но только лишь придет весна

И роза вздохнет лишь румяна,

Встаешь ты от смертного сна;

Встанешь, откроешь зеницы

И новый луч жизни ты пьешь;

Сизы расправя косицы,

Ты новое солнце поешь.

Душа моя! гостья ты мира:

Не ты ли перната сия? —

Воспой же бессмертие, лира!

Восстану, восстану и я, —

Восстану – и в бездне эфира

Увижу ль тебя я, Пленира?

1792–1794

Вельможа

Не украшение одежд

Моя днесь муза прославляет,

Которое, в очах невежд,

Шутов в вельможи наряжает;

Не пышности я песнь пою;

Не истуканы за кристаллом,

В кивотах блещущи металлом,

Услышат похвалу мою.

Хочу достоинствы я чтить,

Которые собою сами

Умели титлы заслужить

Похвальными себе делами;

Кого ни знатный род, ни сан,

Ни счастие не украшали;

Но кои доблестью снискали

Себе почтенье от граждан.

Кумир, поставленный в позор,

Несмысленную чернь прельщает;

Но коль художников в нем взор

Прямых красот не ощущает, —

Се образ ложныя молвы,

Се глыба грязи позлащенной!

И вы, без благости душевной,