Русские письма - [13]

Общественные болезни, страдающие люди - страдающие по чьей вине? Кто виноват - тоже русский, сущностный для нас вопрос. Но почему всегда спрашивалось "кто" и в умах засела мысль только о чьей-то персональной вине, а как собственно общественный, гражданский русскими этот вопрос так и не задавался? Ведь так - это ж вопрос мести, наказания. Мы ищем не виноватых всю свою историю - а уже будто б наказанных, чью вину даже не надо доказывать. Это подспудное желание снять ответственность за происходящее с себя и еще более естественное побуждение всех страдающих - отыскать не источник страданий, а выплеснуть их куда-то, на кого-то, чувствуя если не освобождение от боли, то осмысленное торжество собственной правоты. Когда читаешь вдруг - "виновато несовершенство законов" - то вздрагиваешь: Господи, это ж тот человек, единственный, который никого не винит! не хочет ничьей крови!

Ну, а кто виноват, чьи головушки на выдаче-то в России теперь? Тех, кто принимает да исполняет государственные решения: "партия начальства", "президент", "администрация", "правительство", "кто поднаторел в упражнениях с народом", "южане", "Ельцин и ему подобные", "законодатели и надзиратели ", "директорский корпус", "Горбачев", "банк", "государство", "заказчик", "господа", "ультра-большевики, сделавшие из России Гулаг", "Дума", "дармоеды", "инстанции", "государственные организации", "сионисты"... Если обвиняют инородцев или нуворишей, то обвинения звучат лишь с тем же смыслом - "правят нами". Если б не правили - то и не были б виноватые. Но почти тут же зовут править собой других - "честных", "непродажных". Людей озлобляет благополучие властьимущих ("сосут кровь из народа", "уничтожают народ"). Извлеченные на личном опыте уроки в своем большинстве унылы, рождают в людях только ощущение безысходности. "Я не понимаю эту демократию, если все делается для уничтожения народа" - сознает человек. Или думает с тоской о прошлом: "Раньше хоть что-то можно было доносить до людей - я занимался просвещением, работал на сельскую местность, писал для сельских детишек, был все время с ними". Обманутый не раз и не два, человек крепче всего научен не доверять и понимает со всей ясностью только новейшую эту формулу обмана: "обещали справедливость, борьбу с привилегиями властьимущих, а устроили общество еще более несправедливое и взяли себе привилегии, какие не снились начальству партийному, даже при однопартийной системе в стране - значит, коммунисты были честнее и справедливей к людям, чем те, кто призывал бороться с ними и получил власть в стране."

А меж непониманием настоящего и тоской по прошлому встревает уже волевое решение ни в чем общественном не принимать участия: "Кто нам поможет? Черт его знает. Даже люди наши говорят - голосовать больше не пойдем, все равно по-нашему не будет"

Но что же тогда делать?

Тем, что ожесточились, притягательно лишь одно: "все привилегии снять, дачи под квартиры, солдаты пусть служат народу, а не охраняют этих гнид" они не видят будущего ни для себя, ни для тех, о ком не могут думать без ненависти.

Рабочему по-старому притягательны государственный заказ, план и сбыт, но тоже затаил мыслишку о директорах с жирнейшими их окладами, так что, наверное, самое глубинное в душах рабочих: "оклады директоров предприятий и представителей любых ветвей власти хоть соотносить с зарплатами рабочих и доходами населения".

Крестьянин знает свои нужды точно и зарится только на землю: "земля должна перейти в собственность без всякого выкупа, целевой кредит должен быть льготным и даваться в рассрочку на десять лет, освободить крестьянина от бюрократических пут, особенно по налогообложению - взимать надо один ясный простой налог с земли, а не с десяток заумных налогов, который крестьянин мог бы раз в год заплатить, чтоб на все оставшееся время без риска уже рассчитать свои доходы и расходы".

Люди, еще увлеченные игрой в политику, видят нужду в том, чтоб "формировать власть по другим принципам".

Интеллигенты рассуждают по-интеллигентному и нуждаются в новых подходах к решениям острейших экономических проблем: "У нас же огромная армия грамотных экономистов. Уверен, не глупее заграничных. Им бы всем свои силы и знания направить не на споры между собой, не на доказательства своего умственного превосходства, а собраться всем вместе и в спокойной обстановке, начиная с самого низу проанализировать материально-экономическое состояние в России, не надеясь на богатого дядюшку ".

Пенсионеры - протестанты самые упрямые. Государство должно отдать им заслуженное, наработанное - и это его дело, каким способом отдавать долг. Если считают нужным, то урезонить сам государственный аппарат: "ликвидировать институт представителей Президента в областях Российской федерации, так как они не имеют реальной власти, но их содержание обходится налогоплательщикам в очень кругленькую сумму", "привлекать к строжайшей уголовной ответственности за нецелевое использование средств налогоплательщиков", "в госаппарат должны попадать совестливые профессионалы".

Нужно ж людям, оказывается, самое малое: получать пенсию, соотнесенную с ценой на продукты и товары первой необходимости; иметь работу и получать заработную плату за свой труд, достаточную для пропитания себя и своей семьи; вернуться когда-нибудь в своим любимым занятиями - писать книжки или учить детишек любви к природе; надеятся на помощь в той беде, с которой в одиночку хозяйство уже не справится и может только погибнуть; чтоб власть имущие испытывали к людям с малым достатком, к беднейшему населению страны уважение и не внушали бы обществу, что бедняки теперь - это тунеядцы, что бедность - это их собственный порок... Так-то мало нужно русскому человеку для счастья! Так-то близко оно должно быть, малое, неприхотливое, почти как у сироты! И молит человек надрывно, немощно, всей страдающей душой... но только какого ж спасителя?!