Русские патриархи, 1589–1700 гг - [24]

Этими словами Иов выражал главный настрой тщательно подготовленного действа: волей небесных сил и всего народа Московского государства Борис Федорович обязан был принять царский престол, даже и не хотя того; отказ был немыслим. Уже в народе ходили слухи, что патриарх с освященным собором порешили, буде Годунов станет упорствовать, отлучить его от Церкви, самим снять с себя святительские саны и запретить службу по всем храмам; «а мы называться боярами не станем», будто бы заявили бояре; «а мы откажемся биться с неприятелями», — роптало присутствовавшее в толпе дворянство, — «и в земле будет кровопролитие».

Пока нескончаемое шествие тянулось из столицы, Иов с духовенством отслужили торжественный молебен в главном монастырском храме. Обширная территория Новодевичьего монастыря была заполнена народом, многочисленные толпы не вместившихся в монастырь стояли за стенами, усеянными любопытными, которые извещали окрест стоявших о происходящем действе.

Впрочем, и находившиеся близ высокого западного крыла церковной паперти, куда вышел Годунов с сопровождавшими его главными просителями, не могли ничего слышать из–за рева толпы, на разные голоса умолявшей Бориса Федоровича принять трон.

Крик немного стихал, когда патриарх, архиереи и немногие бывшие с ними бояре, выразительно жестикулируя, обращались к правителю, и вновь сливался в громогласный вопль при очередном отказе Годунова. Наконец Борис Федорович, державший в руках вышитый платок для утирания пота, набросил его себе на шею, как бы показывая, что ему придется удавиться, если просьбы не прекратятся.

Вновь неистовый крик взметнулся над толпой, видевшей, как Годунов с патриархом скрываются в хоромах царицы Ирины–Александры. Это составляло важную часть сценария, согласно которому «дать» брата на царство должна была царица–инокиня. Некий смельчак якобы случайно смог взобраться к самому окну покоев, где совершалось действо, и громким криком оповещал народ о происходящем. В нужные моменты по примеру специально проинструктированных людей толпа бросалась на колени перед невидимой царицей, «единогласно вопия, да дастся ею поставитися царски брат ея во главу всем людем».

Большинству участников «прошения» и в самом деле стало казаться, что невозможно разойтись, не добившись согласия поданного свыше государя занять российский престол. Когда страсти накалились до предела, рыдающая царица уступила патриарху: «Ради Бога, Пречистой Богородицы и великих чудотворцев, ради воздвигнутия чудотворных образов, ради вашего подвига, многого вопля, рыдательного гласа и неутешного стенания — даю вам своего единокровного брата, да будет вам государем царем!»

Лишь затем довольно вздыхавший и плакавший Борис Федорович сказал Иову (с которым в предшествующие дни провел несколько тайных совещаний): «Это ли угодно твоему человеколюбию, владыко! И тебе, великой государыне, — обратился он к сестре, — что такое великое бремя на меня возложила и предаешь меня на такой превысочайший царский престол, о котором и на разуме у меня не было?»

«Против воли Божией кто может стоять», — заявила царица, исторгнув вопли ликования в толпе, которой переданы были ее слова. «Буди святая твоя воля, Господи!» — завершил свою роль Годунов. Но фарс еще не кончился. Патриарх Иов для начала пал на землю, воздавая благодарение Богу, затем приказал звонить во все колокола и во главе многолюдной свиты вышел из хором к народу, радостно плеща руками и провозглашая многолетие новому царю.

Стимулировав таким образом всеобщее ликование, патриарх тут же в монастыре отслужил торжественный молебен во здравие нового государя, приказав всем молиться за государя царя и великого князя Бориса Федоровича. Лишь когда жаркие эмоции толпы переплавились в умиление, Иов повел шествие назад, в столицу. Патриарху предстояли большие приготовления к торжественному возвращению Годунова в Москву.

26 февраля 1598 г. Иов во главе московского духовенства встречал Бориса Годунова у стен столицы. Специально отобранные «народные представители» подносили правителю хлеб–соль, некоторые принявшие сторону Годунова бояре и купцы по традиции чествовали нового государя драгоценными кубками и соболями. Хитроумный Борис Федорович не принимал даров, кроме хлеба и соли, зато милостиво звал всех к «царскому столу»: знать — во дворец, народ — на хмельные напитки и закуски, выставляемые на площади из казенных погребов.

В Успенском соборе патриарх Иов отслужил торжественную литургию, молясь о благоденствии царя Бориса Федоровича, и благословил его «на Московское царьство всея Великия Росии» крестом. Затем Годунов молился в Архангельском соборе над гробами прежних великих государей, посетил Благовещенский собор и царские палаты, но не остался в них.

Судя по всему, Борис Федорович даже не пытался завершить свой торжественный въезд в столицу обещанным пиршеством. Царский дворец, в котором он издавна был хозяином, теперь угрожающе молчал. Государев двор не спешил склониться перед опричником, и собранные духовенством толпы черни не могли заменить уклонившихся от встречи Бориса Федоровича зажиточных москвичей. Годунов и его сторонники, среди приветственных криков и торжественного звона колоколов, чувствовали окружавшую их пустоту.