Русские отцы Америки - [4]

В сущности, из этого родилась и сформировалась величайшая доктрина, которой отныне будет следовать в своём развитии Америка, – рыночная «экономика знаний». Первоочередная цель США, следующих этой доктрине – достижение экономического превосходства на мировых рынках высокотехнологичной коммерческой продукции и уже на этой основе – достижение политического и военного лидерства. Выходит, русский учёный Степан Тимошенко и в самом деле указал Америке ясный путь для достижения первенства и благоденствия. Знания изменили качество промышленности, и это стало основой американского процветания. Одна из составных частей этого процветания – всемерное поощрение «утечки мозгов», в том числе (и по-прежнему) из нашей страны.

На склоне лет, подводя итоги жизни, Тимошенко писал: «Теперь, через сорок лет, обдумывая причину наших достижений в Америке, я прихожу к заключению, что немалую роль в этом деле сыграло образование, которое нам дали русские высшие инженерные школы». Вот такое дело. Где эти школы теперь?

В Америке учредили медаль его имени, там до сих пор инженерное образование ведут с оглядкой на него, пишут статьи на тему, «что бы сказал мистер Тимошенко» об американской подготовке инженеров.

Степан Прокофьевич умер в немецком городе Вуппертале, где провёл свои последние годы вместе с дочерью Анной Хельцельт-Тимошенко.

Свидетельства о сокровенном

Приведу тут несколько впечатлений Степана Тимошенко об Америке и американцах из книги воспоминаний:

* * *

«Это было мое первое путешествие через океан и всё для меня было ново… Здания мне не понравились. Вследствие высоты зданий было недостаточно солнечного света. Особенно плохо обстояло дело с освещением на улицах, по которым проходили надземные городские железные дороги. Меня поразили металлические конструкции этих дорог. Внешний вид их был безобразен. Конструкции поражали своей технической безграмотностью и были по моему мнению опасны для движения. При прохождении поездов и особенно при их торможении на станциях раскачивания этих конструкций достигали совершенно недопустимых пределов. О безграмотности американских инженеров я уже раньше составил себе некоторое представление, изучая провалившийся мост в Квебеке. Но всё же не предполагал, что надземная железная дорога Нью Йорка построена настолько безграмотно.

* * *

Расположился поудобнее у окна, чтобы смотреть Америку… Оказалось, что между Нью Йорком и Филадельфией смотреть было не на что. Шли какие‑то болота, пустыри. Возделанных полей, вроде европейских, не было. Не видно было и наших деревень. Встречались городки. Жители их землей не интересовались, жили чем‑то другим. Уюта вокруг домиков никакого – ни цветов, ни садиков.

* * *

…Вот один показательный факт, в силу обстоятельств один русский инженер оставил службу в конторе и поступил на какой‑то завод молотобойцем. Выяснилось, что при крепком телосложении он зарабатывал физическим трудом больше, чем трудом инженера. Видно, что привилегия, которыми пользуется умственный труд в Европе, в Америке не существует.

* * *

Для получения нужных для моей работы книг и для чтения технических журналов я отправился по совету в библиотеку Института Франклина. Хотя по технической литературе эта библиотека была одна из лучших в стране, но по количеству получаемых журналов она была беднее не только петербургских библиотек, но и мне хорошо знакомой библиотеки Киевского Политехнического Института. На иностранных языках почти ничего не было. Бедность эту легко объяснить. Инженерной литературой никто в Филадельфии не интересовался. При моих посещениях библиотеки я никогда не встретил там ни единого читателя.

* * *

В одно из запомнившихся мне утр мы очутились свидетелями дикого зрелища. У одного из зданий, оказавшегося студенческим общежитием, шло побоище. Дрались кулаками с ожесточением. Были и лица в крови и разорванное платье. Студенты старших курсов избивали вновь принятых в университет «фрешманов». Это, как нам объяснили, происходит в начале каждого учебного года. Побоища эти не всегда проходят благополучно. На следующий день мы читали в газете, что некоторых участников побоища пришлось отправить в больницу с серьёзными ранениями. Газеты осуждали такого рода студенческие традиции, но упоминали, что когда-то такие избиения «фрешманов» происходили и в Англии в самых аристократических университетах, в Кембридже и Оксфорде. Для нас все это было непонятно. В русских университетах такого не бывало.

* * *

Я встретился в инсттуте Вестингауза с инженером Петербургского Технологического Института Зворыкиным. По окончании Института он некоторое время занимался физикой во Франции. Во время революции он принял участие в колчаковском движении. Перебравшись в Америку, занялся вопросом передачи видимого на расстоянии (телевизьон) и, благодаря своей настойчивости, сделал в этой области значительные успехи.

Третьим моим товарищем по Исследовательскому Институту был Муромцев, родственник бывшего председателя Государственной Думы первого призыва. Муромцева я встречал ещё в России в заседаниях Военно-Инженерного Совета. Он являлся туда докладчиком по беспроволочной телеграфии, а я в то время занимался проектированием нужных для этого мачт. В Америку Муромцев приехал во время войны в связи с военными заказами, а по окончании войны перешёл на службу к Вестингаузу. В полуденный перерыв, после завтрака, мы русские обычно гуляли вместе. Конечно, разговор шёл о нашей работе в Компании. Настроение было невесёлое. Ни один из нас электрическими машинами, которые строила Компания, никогда не занимался и мы ожидали, что через какие‑либо полгода нас всех уволят за ненадобностью. Но этого не случилось – мы все в дальнейшем сделали у Вестингауза значительные успехи. Теперь, через сорок лет, обдумывая причину наших достижений, я прихожу к заключению, что немалую роль в этом деле сыграло образование, которое нам дали русские высшие инженерные школы. Основательная подготовка в математике и в основных технических предметах давали нам громадное преимущество перед американцами, особенно при решении новых не шаблонных задач.