Русские отцы Америки - [31]

Организаторы Эдинбургской конференции задались честолюбивой целью собрать возможно более многочисленную группу лауреатов Нобелевской премии по экономике и преуспели в этом. Съехались восемь человек из Великобритании, США и Франции. Только они имели доступ к трибуне, и каждый выступил с докладом, увязывая наследие Смита с близкими ему современными проблемами. Возраст участников оказался почтенный: самому молодому – под семьдесят, а Леонтьев был, кажется, старейшим. Тем не менее он выглядел оживлённым, активным, общительным, участвовал не только в научных заседаниях, но и во многих сопутствующих мероприятиях – банкетах, беседах, экскурсиях. Состоялась торжественная церемония возложения цветов на могилу Смита, поездка в его родной город Керколди, в нескольких километрах от Эдинбурга. Потом конференция переехала в Глазго, где Смит около пятнадцати лет был профессором университета, но в этой части Леонтьев и его жена уже не участвовали. Кстати сказать, у Леонтьева была репутация одного из самых путешествующих светил экономической науки. Он прочёл немало лекций в разных концах земного шара, выступал консультантом многих правительств и международных организаций, встречался с видными политиками и бизнесменами. Насколько я знаю, его интересы охватывали и искусство; может быть, не совсем случайно то, что его жена Эстел Хеллен Маркс – поэт, а единственная дочь Светлана – специалист по истории искусства.

В своем эдинбургском докладе Леонтьев говорил о методологии современной экономической науки и призывал экономистов помнить о примере Адама Смита с его широтой и многогранностью. По мнению Леонтьева, эмпирическая и практическая сторона всегда присутствует у Смита, даже если он рассматривает сугубо теоретический вопрос. Можно сказать, этот доклад представлял собой суммирование любимых идей Леонтьева, которые он развивал на протяжении десятилетий.

Через два года я увидел Леонтьева в Гронингене (Нидерланды), где осенью 92-го собрались экономисты, занимающиеся проблемами переходных экономик Восточной Европы и стран СНГ и их отношений с Западом. Приятно было, что Россию представляла внушительная делегация, которая внесла серьёзный вклад в работу конференции. Леонтьев был приглашён как своего рода почётный председатель, “ключевой оратор” (key speaker), призванный задать тон всей дискуссии. С этой непростой задачей он справился прекрасно, ещё раз поразив меня, как и всех присутствующих, умом, юмором, трезвостью суждений. Для 86-ти лет его физическая крепость и жизненная энергия были незаурядны. Помню, Леонтьев привёл всех в восторг своей “тостовой” речью на заключительном банкете. В ней были живость и веселье, каких трудно ожидать от человека в таком возрасте.

Примерно час мы проговорили с ним, уединившись в фойе. Речь, естественно, шла о российских проблемах и трудностях. Годом раньше страна прошла через события августа 1991-го г., а вскоре произошёл распад СССР. Российское правительство Ельцина – Гайдара проводило рыночные реформы, первым результатом которых стал мощный всплеск инфляции. В Москве шли острые дискуссии о шоковой терапии, о малой и большой приватизации, об интеграции с остальными странами СНГ. Леонтьев сказал, что он не в состоянии следить за всеми аспектами бурных событий в бывшем СССР и в Восточной Европе, но что ситуация его глубоко тревожит. Представляют ли себе люди, стоящие у власти в Москве, Киеве, Варшаве, Праге, какое именно общество и какую экономику они хотят “построить” на руинах коммунизма? Порой кажется, что они хотят капитализма, которого уже нет на Западе. Но и там часто нет правильного понимания дел в России и соседних странах. Американские экономисты склонны считать, что речь идёт о довольно стандартной макроэкономической задаче, рецепты решения которой можно найти в учебниках. Конечно, в экономических проблемах разных стран есть много общего. Но переворот, который происходит в России, органически связан со всей её историей, с особенностями развития общества. Речь идёт не только об изменениях в экономике, но и об огромном социальном и культурном перевороте. Слом громоздкой и неэффективной машины социалистического планирования не означает, что нужно вообще отказаться от всякого планирования, от основанного на принципах науки государственного руководства хозяйством.

Таковы в самых главных чертах мысли Леонтьева о событиях начала 90-х годов и о путях развития России. Всё это было сказано умно и лаконично, с большой скромностью и тактом. Это были ни в коем случае не рецепты и рекомендации, которые в те годы в изобилии сыпались от иностранных экспертов на российское руководство, а именно мнения и соображения, продиктованные искренним доброжелательством и симпатией. Вернувшись в Москву, я попытался донести их до публики через печать.

Последний раз я встречался с Василием Васильевичем летом 1993 г. в Петербурге. Он приезжал в свой родной город, чтобы участвовать в учреждении Леонтьевского фонда, призванного содействовать развитию экономической науки и образования в России.

* * *

Не могу утверждать, что Леонтьев испытывал ностальгию по своей первой родине, что он хотел как-то подчеркнуть свою русскость. Необходимо отдавать себе отчет, что вся его зрелая научная деятельность связана с Соединёнными Штатами, что его научные достижения принадлежат теперь всему миру. Но есть неоспоримые факты, показывающие, что СССР и Россия постоянно находились в сфере его интересов и внимания, что он поддерживал тесные контакты с российскими учёными и по мере сил помогал им. Я полагаю, что Леонтьеву было приятно знать, насколько его ценят и уважают в России».