Русские на Ривьере - [18]
– В чем дело?
– Я жду, когда ты скажешь «Вив ля Франс!».
– Блин! Ну погоди – ты приедешь в Америку!
– В Америку я не собираюсь, а Франция перед нами. Вив ля Франс! Повтори.
Я принужденно выдавил:
– Вив ля Франс.
– Мерси, мсье, – сказал он. – Между прочим, ты умеешь читать знаки судьбы?
– Читать умею. А вот понимать – нет, – признался я.
– Я тоже. Хотя каждый раз, когда приезжаю во Францию, вспоминаю один эпизод. А точнее, два. Послушай. Клянусь, все, что я расскажу, – чистая правда. Дело было двадцать с чем-то лет назад, я только что женился на актрисе Наташе Богуновой, у нас еще продолжался медовый месяц. Ты застал Наташу во ВГИКе?
– Конечно. Маленькая зеленоглазая блондинка с персиковой кожей и походкой балерины.
– Правильно. Она поступила на актерский после Вагановского балетного училища. Так вот, свадьбу мы сыграли в Ленинграде, в ресторане «Европа», а потом перешли к культурным мероприятиям, я повел ее в Эрмитаж. И там произошло два события, одно из которых просто уникально, а второе символично для всей моей жизни. Представь, мы заходим в зал, где висит главный шедевр Эрмитажа – «Мадонна Литта» Леонардо да Винчи. Это как «Джоконда» для Лувра. Круче ничего нет, цена этой картины не измеряется никакими деньгами. Стоим, смотрим. И в этот момент в зал входят какие-то музейные работники в синих халатах, подходят к «Мадонне», отключают сигнализацию и начинают открывать стеклянный стеллаж, в котором она находится. Очевидно, они забирали эту работу на фотографирование или реставрацию. И вот они открывают пуленепробиваемое стекло, и вдруг картина, а она написана на доске, отклоняется от стены, плашмя летит с высоты полутора метров на пол и падает с эдаким громовым гулом – масляным слоем вниз.
Б-бу-ух!!!
Надо было видеть лица этих музейных работников! Они не могли двинуться с места минуты три. Они боялись прикоснуться к обломкам этой расколотой, как им представлялось, картины. Они не дышали и не произносили ни звука. И только один из них, высокий, моего роста, который был почему-то в кепке, все время шептал:
– Я работаю в Эрмитаже 15 лет… Я работаю в Эрмитаже 15 лет…
Очевидно, у него это был единственный аргумент, чтобы его не посадили в тюрьму, не убили, не растерзали.
Дальше произошло следующее. Он опустился на колени и аккуратно, двумя пальцами за углы, взял эту доску, поднял и перевернул. Когда он ее перевернул, раздался громкий, на весь зал, вздох облегчения, она не раскололась. Хотя какие-то маленькие крошки краски с картины отпали. Он вытащил из кармана записную книжку, вырвал из нее страничку и стал собирать в эту бумажку крошки краски с паркета. Каждую крошку он чуть придавливал пальцем, она прилипала, и он стряхивал ее на бумажку. Затем, когда он рукой собрал все, он свернул эту бумажку конвертиком, спрятал в карман, вырвал из записной книжки еще один листок и собрал на него всю пыль, которая была на полу в том месте, куда упала картина. Эту бумажку он тоже завернул, спрятал, а потом, все еще стоя на коленях, выпрямился, посмотрел на «Мадонну», которую держали его коллеги, снял с головы кепку и стал вытирать ею пот на шее и на лице.
Но мы с Наташей и все остальные сотрудники музея, которые там были, смотрели не на «Мадонну», а на голову этого человека. Она была абсолютно белая, белей, чем твоя. И по тому, как эти люди смотрели на его седину, мы с Наташей поняли, что еще пять минут назад, до падения «Мадонны», этот человек седым не был.
Но этот человек еще не знал, что он поседел. Он надел кепку, поднялся с колен, взял картину и, бережно прижав ее к груди, понес из зала. А следом пошли его сотрудники, посмотрев на нас косо и очень странно. Потому что, кроме нас, никто этого страшного эпизода не видел. Мы стояли вдвоем в этом зале…
– Саша, – заметил я, – я не вижу тут никакой мистики. Просто при твоем появлении пала ниц даже Мадонна Литта…
– Не кощунствуй! Это только начало. Дальше произошло нечто совершенно уникальное. Мы поднялись на третий этаж, где находятся импрессионисты, и стали гулять по залам. Там, если ты помнишь, есть залы Клода Моне, Ван Гога, Сезанна, Гогена. И там же стоят скульптуры Родена. А Матисс даже не в зале висит, а над лестницей. То есть там весь этаж французский. И залы не очень большие, на один-два зала одна смотрительница-старушка сидит в кресле. И вот мы с Наташей стоим в зале Клода Моне вдвоем, влюбленные мальчик и девочка, держимся за руки, у нас медовый месяц. Смотрим картины. Сзади раздаются какие-то приглушенные шаги. Мы не обращаем на это никакого внимания, продолжаем смотреть живопись. Судя по шагам, какие-то люди зашли в зал и вышли. Но потом раздались уже громкие шаги, целая группа людей зашла в наш зал. А нам и это до фени, мы – юные и влюбленные ценители искусства. Но когда я все-таки оборачиваюсь, то вижу какую-то ужасно знакомую рожу и не могу понять, кто это такой. А он мне улыбается. Вернее, улыбается не столько мне, сколько нам, такой красивой влюбленной паре, которая стоит перед прекрасной картиной. И с ним еще каких-то четыре человека. И так, продолжая улыбаться нам, он что-то говорит своим спутникам, и те, глядя на нас, тоже улыбаются. И я скорее догадался, чем понял из его французского журчания, что он сказал: «Какая милая пара…»
"Если скандальный роман Владимира Набокова "Лолита" вам не по зубам, то теперь у вас есть шанс восполнить пробел в вашем эротическом образовании. И поможет вам в этом новое творение одного из лучших авторов русских бестселлеров Эдуарда Тополя. Книга носит незамысловатое название "Невинная Настя, или Сто первых мужчин". Юная прелестница подробно рассказывает о своей бурной интимной жизни. Конечно, книга может кого-то шокировать своей откровенностью, но нам-то с вами не привыкать. Ведь правда?" "Вот так!", Москва.
Эдуард Тополь – автор международных бестселлеров «Красная площадь», «Чужое лицо», «Журналист для Брежнева», «Красный газ». Его книги пользуются огромным успехом в США, Англии, Франции, Германии, Японии, Италии, Голландии и других странах.«Россия в постели».Кто сказал, что «в Советском Союзе секса не было»?Напрасно, господа, напрасно!Запретный плод – слаще вдвое…Хотите знать все о знаменитых московских «интердевочках»?Пожалуйста!Хотите выяснить, как забавно связывались «в годы не столь отдаленные» секс и криминал?Прошу вас!Таков Эдуард Тополь.
Предложение поехать в СССР и с помощью фиктивного брака вывезти из России Алексея поначалу показалось американке Джуди Сандрерс лишь заманчивым и легким приключением. Но на деле оно обернулось большой любовью и жестокой схваткой с КГБ и реалиями советской жизни в Москве, Сибири и даже в Афганистане.
Ну и кто сказал, что в постперестроечной России `секс только начинается`? Простите! Желаете побывать в дорогом борделе начала `новорусской эпохи`? Пожалуйста! Желаете посетить знаменитую Тверскую, не выходя из дома? Вуаля! Желаете прогуляться по стрип-клубам, пообщаться с современными `работающими девушками`, ознакомиться с личным опытом молодой любвеобильной россиянки? Нет проблем! Господа, секс у нас есть! Что называется, `хороший и разный`! Без комментариев...
Загадочные убийства в Заполярье и диверсия на нефтепроводе ставят под угрозу подписание «контракта века» о поставках сибирской нефти в Европу. Анна Ковина, первая в российской литературе женщина-следователь, расследуя эти преступления, встречает свою любовь…
Это – не просто международный бестселлер. Бестселлер скандальный – и эффектный. Не просто современная версия авантюрно-эротического романа в его вполне классической форме. Это – "Любожид". Книга, читать которую отчаянно интересно. Книга — в чем-то мучительно-грустная, в чем-то — увлекательно-забавная и от начала до конца бесконечно искренняя.
Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.