Русские исторические женщины - [31]

– Господин! – замечал на это Максим Грек: – великая княгиня Софья с обеих сторон была роду великого: по отцу царского рода Константинопольского, а по матери происходила от великого герцога Феррарского италийской стороны.

– Господин! – возражал на это Берсень: – какова бы она ни была, да к нашему нестроению пришла. Которая земля переставляет обычаи свои, та земля недолго стоит. А здесь у нас старые обычаи великая княгиня переменила: так какого добра от нас ждать?

Значение вреда, внесенного в русскую землю Софьей Палеолог, выражается в заключительных словах Берсеня: «Лучше старых обычаев держаться и людей жаловать, и старых почитать; а теперь государь наш, запершись сам-третей у постели, всякие дела делает».

Не отрицая того огромного влияния, которое Софья Палеолог имела лично на великого князя Ивана Васильевича и на направление его дел, мы не можем не признать громадности ее влияния и вообще на весь дальнейший ход нашей исторической жизни: с приходом в русскую землю Софьи-римлянки, как ее иногда называют летописцы, в русскую общественную жизнь влиты были новые начала, а вместе с тем Русская земля стала не чужда и западно-европейской жизни с ее культурою и цивилизацией, свободный приток для которых окончательно открыт был только Петром Великим.

Софья Палеолог умерла 7 апреля 1503 года, прожив в Русской земле более тридцати лет.

VII. Елена Ивановна, великая княгиня Литовская и королева Польская

По смерти Казимира, великого князя литовского и короля польского, в 1492-м году, Литва и Польша разделились между двумя сыновьями Казимира – Яном-Альбрехтом и Александром. Первый стал королем Польским, а последний – великим князем Литовским.

«Собиратель русской земли великий князь московский Иван Васильевич III давно считал литовских князей своими смертельными врагами, потому что Литва давно посягала на такие русские земли как Великий Новгород, Псков и некоторые удельные княжества, при малейшем неудовольствии на Москву тотчас же задавались, за Литву и Литвою грозили Москве.

Поэтому, когда умер Казимир, которого Москва боялась трогать, и на Литве стал господином великий князь Александр, то Иван Васильевич, в союзе с крымским ханом Менгли-Гиреем, начал теснить Литву, имея с нею старые недоконченные счеты.

Литва, поставленная между двух огней, не могла не чувствовать, что сила ее будет сломлена, и потому решилась завязать родственные связи с Москвою, чтобы родством этим уладить без ущерба для себя старые с нею счеты. У московского великого князя от брака с Софьею Палеолог были две дочери невесты, и на одну из них, Елену, пал исторически жребий послужить русско-литовскому делу: на браке своего князя Александра с княжною Еленою Литва думала основать свою дружбу с Москвою.

По обычаю того времени, сватовство Литвы на русской, княжне началось издалека. Полоцкий наместник, пан Ян Заберезский, избранный Литвою орудием для этого сватовства, отправил своего писаря Лаврина в Новгород к воеводе Якову Захарьичу под предлогом покупки в этом городе разных вещей, а в сущности – с косвенным предложением сватовства. Так как это было государственное дело, то Яков Захарьич, выслушав предложение, сам отправился в Москву, чтоб доложить об этом великому князю.

Иван Васильевич, считавший, как мы видели выше, неприличным выдавать дочь свою за маркграфа Баденского, не так взглянул на сватовство Литвы.

Хотя великий князь и обвинялся некоторыми из московских бояр, недовольными его браком с Софьею Палеолог и внесенными ею в московскую придворную жизнь нововведениями, как например, Берсень Беклемашев обвинял Ивана Васильевича в том, будто он все дела государственный решает «сам-третей у постели», относя впрочем обвинение это уже на сына этого государя, – однако, и в таком семейном деле, как сватовство за его дочь, великий князь ни шагу не делал без бояр. Узнав о «задирках» Литвы, как он выражался насчет сватовства, Иван Васильевич посоветовался с боярами, и сначала порешил было сказать Якову Захарьичу, что он не должен посылать к пану Заберезскому своего человека с ответом относительно сватовства; но вскоре великий князь передумал, и когда Захарьич уехал уже в Новгород, послал ему приказ отправить к пану Заберезскому ответь. Впрочем, так как военные действия между Литвой и Москвой продолжались, то великий князь прекращать военных действий не велел по случаю сватовства, говоря, «что и между государями пересылка бывает, хотя бы и полки сходились». Захарьичу велено при этом писать пану Заберезскому вежливо, потому что и пан Заберезский писал вежливо. Посланный должен был под рукою поразведать и о тамошних литовских делах – как великий князь живет с панами, как у них в земле дела и каше слухи про братьев Александра? Захарьичу велено было также через своего посланного сказать пану Заберезскому, что до заключения мира о сватовстве собственно нечего и толковать: это значило, что Москва догадывалась о стесненных обстоятельствах Литвы и хотела ее поприжать.

Литва, между тем, торопила со сватовством – явный признак, что ей было тяжко от Москвы и от Менгли-Гирея, разом давивших ее, и потому сватовство свое Литва ставила чем-то в роде парламентерского флага.