Русские и русскость - [37]

Последователи любой мировой религии делятся на сравнительно небольшое ядро, для членов которого религия гораздо больше, чем часть быта, и на огромную периферию, для представителей которой религия не более чем его часть.

Полноценно мировая религия может существовать только в обществе, где массово распространены коллективы выживания и многоуровневая самоорганизация, потому что они объединяют и представителей ядра, и периферии в единое целое.

Наше общество атомизировано, не обладает развитой системой коллективов выживания. Поэтому ядро русского православия и его периферия всё больше обособляются. Одновременно ядро дробится, потому что объединять современных русских в единое целое у православия не получается. Наоборот, нарастает отчуждение «религиозных русских» от «просто русских». Вот уранополиты вообще заявляли, что они — православные и к «национальностям» не относятся. А лидеры РОНС заявили, что саудовские ваххабиты им ближе русских атеистов.

Да и сами православные РПЦ МП активно друг с другом размежевались. Тут и уранополиты, и диакон Андрей Кураев, и «движение Кочеткова — Привалова». В своё время многие православные активно заявили о желании реорганизоваться на основе компактных общин и союзов общин «для своих». Громоздкая и холодная иерархия патриархата стала для них фактически чужой. И очень многие русские православные для других русских православных — никакие не братья. Существует прямая перспектива переформатирования в течение XXI века единой монархической структуры в несколько фактически независимых движений наподобие старообрядческих согласов. Патриархат уже — чисто административная структура, не имеющая духовного и идейного единства.

Патриарх Кирилл это очень остро осознает и поэтому насаждает в церкви жёсткое администрирование и «вертикаль власти». Популярных священников и их общины зачищают. Гнобят видного идеолога о. диакона Андрея Кураева.

Только это не выход. Административные меры могут дать только временный, косметический эффект, тем более что они ослабляют ядро церкви, подавляя коллективы наиболее активных и энергичных прихожан. Тем более что многие нынешние «исполнители патриаршей воли» начнут вести самостоятельную политику при малейшей возможности, ибо зачастую честолюбивы до крайности…

Православные в России так и не сложились в особый квазисубэтнос: церковное начальство относится к квазисубэтносу власть имущих, либералы — к квазисубэтносу либералов, патриоты и консерваторы — к различным наноквазисубэтносам. Есть ещё различные общины и группы и большинство, ни к каким объединениям не относящееся. Русское православие продолжает быть моделью народа в целом, несмотря на попытки уранополитов создать собственный православный квазисубэтнос.

Нынешняя церковная жизнь очень зависит от государства. И в случае смены режима нынешнее «подвешенное состояние» закончится и вертикаль церковной власти неминуемо «пойдёт в разнос», как бы ни силился её укрепить нынешний патриарх. Тем более что его деятельность нередко дискредитирует церковь и открывает простор честолюбцам, что может закончиться полной и окончательной дезинтеграцией вместе с резким падением влияния на русский народ, если, конечно, не появятся подвижники, равные св. Сергию Радонежскому или Иоанну Кронштадтскому…

В любом случае сообщества православных людей в России будут продолжать существовать.

О русской идеократии

Существует мнение, что без возвышенной идеи и каких-то абстрактных воззрений русский человек жить не может: мается, морально разлагается и т. д.

На деле среди русских, самобытных индивидуалистов, во все века было очень распространено скептическое отношение к любым идеалам, возвышенным и менее возвышенным, к любым поведенческим доктринам и нормам жизни. Скепсис очень часто не мешал талантливым, хитрым и артистичным русским имитировать энтузиазм по отношению к чему угодно: становиться епископами, секретарями по идеологии и пр. У скептиков это нередко получалось гораздо лучше, чем у истинно верующих. И жили они прекрасно. И русская идеократия зачастую является таковой имитацией.

Хотя очень часто русские истово разделяли какую-либо идею. И таких было не меньше, особенно до наступления постмодерна.

Однако понятно, что ничего специфически русского в подобной ситуации нет. Однако у русских с идеократией всё же особые отношения.

От многих явлений «идеократического» порядка напрямую зависело этническое единство великороссов, прежде всего от православия и монархизма. Причём это были явления этноконструирующего порядка и поэтому охватывали не самых набожных и не замороченных на монархии людей. Оба явления для многих были умеренно фоновыми. Только вот когда они достаточно ослабли, единство русских оказалось под очень большим вопросом, потому что крайне социально и географически неоднородно связывало изнутри весьма немногое. Именно последнее было причиной важности некоторых идеологем.

Всё это в немалой степени напоминает ситуацию в такой стране, как Испания.

Поразительно, но то же самое можно сказать и о принципах внутреннего размежевания русских. Размежёвываться начиная с позапрошлого века хотели очень многие. Но социальных, территориальных маркеров явно не хватало, тем более что сильной территориальной идентичности во многих регионах не было. И надо было, например, размежёвываться жителям обеих столиц.