Русские и государство - [17]

– Очевидно, что в последнее время (и это наглядно продемонстрировали события в Бирюлеве) происходят тектонические движения на национальной почве. Как бы вы оценили эти процессы?

– События в Бирюлеве, Пугачеве и многие другие аналогичные ситуации говорят о наличии спонтанной, иммунной реакции общества на процессы иммиграции, нового переселения народов. Общество стихийно сопротивляется так называемой обратной колонизации, когда периферийные народы прежней империи переходят в контрнаступление и в своеобразной форме колонизируют старую метрополию. Клановая экономика, этническая преступность и массовая миграция – части этого процесса.

Характерно, что сопротивление этому процессу нельзя описать по формуле «русские против нерусских». Скорее – местные сообщества против геттоизации, которая идет полным ходом. В том числе против своей собственной геттоизации, потому что разрастание этнического гетто в обществе утягивает на дно и целые пласты коренного населения, в том числе нижнюю прослойку среднего класса. И местные сообщества пытаются, как могут, сопротивляться этому процессу.

Как ни странно, сама форма этого сопротивления говорит об остаточном доверии к государству. На поверхности мы видим только недоверие. Никто не думает, что преступника поймают и справедливо накажут, что государство позаботится о решении системных проблем с иммиграцией и этнопреступностью. Но если мы копнем чуть глубже, то увидим, что сама форма стихийных протестных действий, своего рода инсценировка бунта – это попытка докричаться до власти. То есть люди продолжают подспудно надеяться на государство, потому что не видят возможности решить проблему самостоятельно.

Давайте вспомним, как возникла сицилийская мафия. Она возникла как система параллельной власти в ответ на вторжения норманнских завоевателей. Люди не апеллировали к норманнским завоевателям, чтобы они прекратили гнет и решили их проблемы. Они просто образовали параллельную систему власти, которая в какой-то форме дожила до наших дней. Понятно, что это явно не наш случай. Русские остаются государственно мыслящим народом, и это на самом деле шанс для государства. Ответ на обратную колонизацию вполне может быть дан в цивилизованной форме – через систему государственной политики и права. Но если этого не происходит, раскручивается спираль трайбализации общества. А в трайбалистском мире государственным формам жизни места нет.

– Складывается ощущение, что русская нация сегодня консолидируется прежде всего на противостоянии мигрантам. Вы согласны?

– Я бы переформулировал этот тезис. Скорее на противостоянии процессу мигрантизации. Рассматривать непосредственно мигрантов как противников несерьезно. Они – тоже жертвы обстоятельств. Самая многочисленная когорта – мигранты из Средней Азии – находится на нижней ступеньке пирамиды неорабовладения. Наверху – силовые группировки (часто тоже этнические), которые обеспечивают прикрытие для нового рабовладения. Поэтому создавать из мигрантов образ врага – это примитивизация, близорукая позиция. Врагом является сама система обратной колонизации, которая имеет место и в России, и в других странах. И это вызов, на который должны ответить все бывшие империи. Русская в том числе.

– Во властных структурах все чаще говорят о том, что мигранты из стран СНГ (за исключением граждан Таможенного союза) должны въезжать в Россию, как и другие иностранцы, по загранпаспортам. Вот и глава МИДа Сергей Лавров предлагает распространить этот режим и на Украину. Насколько, на ваш взгляд, адекватна реакция российских властей на последние события в стране?

– Необходима дифференциация желательной и нежелательной миграции по двум основным критериям – социально-профессиональному и этнокультурному. Сегодня такой дифференциации не проводится. По обоим этим критериям русские и русскоязычные жители Украины представляют собой «желательный контингент». Для них должен быть создан режим благоприятствования. А вот в случае с иммигрантами из Средней Азии как социальные, так и этнокультурные аргументы говорят в пользу ограничения иммиграции. Советский Союз очень сильно вытянул республики Средней Азии из архаики, но после распада СССР они (за исключением относительно благополучного Казахастана) туда очень быстро вернулись. И ставить русских инженеров из Украины и крестьян из Ферганской долины на одну ступень с точки зрения миграционного режима только на том основании, что все это – страны СНГ, абсолютно абсурдно. СНГ – это геополитический фантом, членством в этой организации не стоит руководствоваться при принятии серьезных решений.

– Некоторые политики типа Навального, с одной стороны, позиционируют себя либералами, с другой стороны, движутся в направлении очевидного национализма. И, как показывает жизнь, находят широкую поддержку народных масс. Значит, с точки зрения политической конъюнктуры это правильное направление?

– Несмотря на то, что этого ждали еще с 90-х годов, в России так и не произошла кристаллизация национализма в виде отдельной организованной политической силы. И в обозримом будущем, видимо, не произойдет. Вместо этого сегодня происходит диффузное распространение русского национализма, когда если не все, то многие становятся чуть-чуть националистами. Это конъюнктурно оправданно, соответствует настроениям общества. При этом как политическая стратегия наиболее эффективно то, что я бы назвал анонимным национализмом. Речь идет о движении, которое, избегая радикальной риторики, реализовывало бы некую повестку дня, связанную с проблематикой ограничения массовой миграции, этнической преступности, развития русской провинции, гражданского равенства (то есть, читай, преодоления этнократий) и т. д. По сути, эти и подобные проблемы могут и ставиться, и решаться как социальные, а не как узкоэтнические. На мой взгляд, это соответствует ожиданиям общества. Оно вряд ли готово в массовом масштабе поддержать русский национализм с флагами, но вполне готово поддержать вменяемые политические силы, которые будут оформлять эту повестку. Такие политические силы могут расставлять различные акценты, ориентируясь на разные социальные слои. Националистическая повестка близка и существенной части бизнеса, новой буржуазии, и бюджетникам, жителям малых городов и интеллигенции мегаполисов. Вряд ли стоит говорить о единой политической силе, скорее, о том, что националистическая повестка дня может и должна звучать в разных комбинациях.