Русские хроники 10 века - [60]

Сколько себя помнил, всё-то он что-то «должен». От этого «должен» лик как от оскомины косоротился.

Разумом Владимир понимал, с какого бока ни глянь, пришла пора Русь крестить. Они, русичи, торков, печенегов считают сыроядцами. А в странах, что на заход солнца лежат, за силу, за богатство Русь уважают, а самих русичей называют дикарями, что, возжегши костры, по ночам пляшут у безобразных, задымленных идолов. А он сам, значит, князёк этих дикарей. Живут в тех странах не полудикие степняки. У ляхов, германцев, франков – города. В городах домы, хоромины каменные. Людины всякими ремёслами владеют. Пока молится Русь идолам, не признают те страны русичей равными себе, а значит, и его великого князя равным своим князьям, маркграфам да королям. Изворотливые гости, что в чужеземные страны ходят, давно там, на чужбине, христианами себя называют.

Прирастает Русь землями. Надобен единый бог и для князя, и для дружины, и для всего людства. Христова вера в самый раз. Сирым да убогим утешение даст, людство терпению, покорливости князю научит, от веча отвратит. Пускай людины в церквы ходят да богу молятся, чем на торговищах горло драть.

Обо всём том не раз и не два с Добрыней говорили. И о том, что надобно правую греческую веру принимать, папёж же не пускать на Русь.

Всё понимал Владимир, со всем соглашался, а всё тянул. Словно в полуденный зной изнемог от жары, а к реке подошёл – и встал, никак не решится окунуться в прохладные струи.

Помнилась бабкина горенка с размалёванными досками, робкими огоньками у тех досок. Малому, ему казалось, в тёмных закутках той горенки притаилась всякая нечисть. Уйдёт бабка, оставит одного, вылезут злые домовые и банники из своих схоронок, набросятся на него и утащат в чёрную дыру под землю.

Он не смерд, не простой людин. Он – князь, вся жизнь на виду. Принять Христову веру – жизнь менять. Без того не обойтись, всё людство на него смотрит. Придётся в церкви ходить, попов слушать, молиться. Нудь-то какая! В руськой вере два постных дня в седмице – середний и пятый. Христиане же месяцами постятся. Это как же можно без хмельного, без веселия месяц на репе да на капусте прожить? И самому тягостно, и дружина возропщет. Если необходимость соблюдать посты тяготила, то неукоснительное единобрачие, принятое в христианстве, нисколько не смущало Владимира. Нешто только с венчанной женой можно сходиться? Царьградские басилевсы уж как веру блюдут, а кроме венчанных супруг жён для блуда содержат. Все знают про то, блудливые жёны не прячутся, не скрываются. Иные великую силу при дворе басилевса обретают.

2

После Ярилиного дня Владимир решился. Для крещения выбрали Огнеяров городок, подале от Киева. Поразмыслив в десятый раз, креститься в Киеве всё же поостереглись. Опасались волхвов, кои могут поднять людий на бунт против князя, что дидовскую веру меняет. Рассудили: как окрестится, придётся смириться, сделанного не воротишь. Княгиня Ольга тоже не в Киеве крестилась, жена она была не глупая.

Для подготовки предстоящего действа по совету Ставка призвали на княжий двор попа Варфоломея, грека. Был грек весьма учён. И от учёности своей впал в ересь, давно осуждённую отцами церкви. Веровал отец Варфоломей, что Дух Святый исходит и от Отца, и от Сына Божия, ибо они единосущи. Из-за отклонений в вере принуждён был отец Варфоломей покинуть Царьград, ибо Дух Святый исходит только от Отца. По сей же причине был не в ладах и с киевским священством. Добрыне же и Владимиру было всё едино, кто испускает дух святый – Отец, Сын или оба вместе. Грек принёс с собой святцы с мужескими именами, ибо не всякое имя можно принять, а лишь то, что на сей месяц в святцах записано.

Прочитав святцы, новообращаемый ухмыльнулся, глаза заблестели. Выбрал Владимир имя Василий, что по-гречески означает «царственный». То же имя и нынешний басилевс носил, старший из порфироносных братьев. На следующий день в безымянный городок на Стугне отправили мастеров, кои в седмицу сложили церковку.

* * *

Крестились вчетвером. Сам великий князь, Добрыня и двое из ближних – Позвизд и Ждберн. Церковка была махонькой, выглядела бедно, словно изба смерда. Запах свежеструганной сосны забивал все иные запахи, брёвна сочились живицей. Творить обряд отцу Варфоломею помогал Ставк. Бывшего волхва по-новому звали Феофил, но новое имя не прижилось, даже поп кликал помощника старым именем. За неимением настоящей купели для очищения водой приспособили бочку для засолки огурцов. Владимир и Позвизд очистились от грехов благополучно. Дебелый Добрыня так плюхнулся туловом – половина воды из бочки выплеснулась. Пришлось доливать бочку и заново освящать воду. Длинному же Ждберну никак не удавалось погрузить в воду голову. Поп, дабы помочь новообращаемому, положил тому на затылок мясистую пятерню и так пригнул голову, едва выю не свернул варягу.

После свершения таинства новообращённый Василий долго беседовал с отцом Варфоломеем об обрядах, церковных порядках, иерархии.

– Ишь ты, – дивился великий князь. – У вас как в дружине. Десятинники – попы, сотники – епископы, тысяцкие – митрополиты, воевода – патриарх.