Русские хроники 10 века - [41]

Дела, заботы, сменявшиеся ночные утешительницы заслонили Ростиславу, и теперь Добрыня ненароком напомнил о ней. Как тогда, на свадьбе, кровь забурлила, и едва не пресеклось дыхание.

Позвизд, не подозревающий о помыслах своего повелителя, понял, что от поездки не отвертеться, входил в обязанности княжьего посла.

– С пустыми руками к торкам не поедешь. Добыча ещё когда будет. Ханов сейчас задобрить надо. Да и печенегов, коли встретятся, тоже одарить надобно. Ссориться с ними сейчас не ко времени.

Князь засмеялся.

– Да кто ж тебе велит с пустыми руками ехать? Завтра же и отберём подарки.

– Торкам однолезвийные мечи любы. Крыжатые им не надобны, – вставил Добрыня.

Владимиру нравились такие минуты, возникавшие на пированьях перед важным делом. Седобородые, с бритыми подбородками, но с длинными усами и пуком волос на затылке, с волосами до плеч, шрамами – свидетельствами мужественности и храбрости, – обветренными лицами, эти люди наперебой высказывали свои мысли и ждали его, великокняжьего решения.

Сыновец покосился на уя. Добрыня слушал каждого, кивал, запускал в бороду сильные, узловатые пальцы. Не поймёшь, о чём сам думает.

– Как пойдём? Торговым путём – дальняя дорога. За месяц не дойти. Надобно ладьями добираться. Торки с той стороны подойдут, на Итили встретимся, – предлагал Кривонос, старый дружинник с серебряным пуком волос на затылке и перебитым носом.

– Ладьями-то ладьями, – разгорячённый спором и медами, сверкнул молодыми не по годам глазами Сполох. – Да тут тоже поразмыслить надобно. Через Смоленск, Гривским волоком в Вазузу путь тож не ближний.

– А зачем Вазузой идти? Можно ближе – Десной, Сеймом, а там волоком в Оку, – раздалось с дальнего конца стола.

Не поймёшь, кто сказал.

– А он там есть, волок-то? – насмешливо прервал Путята.

– Ай у нас людей мало? До ледохода артель отправить, до нашего прихода изладят волок.

Теперь Владимир разглядел говорившего. То был короткошеий, с квадратным туловом Единец. Переглянувшись с усмехнувшимся Добрыней, Владимир ткнул в говорившего пальцем.

– Вот ты и пойдёшь волок готовить. В сечене езжай с полусотней кметов, с собой топоры, пилы, брашно возьми. Людей там, на Сейме, Оке наберёшь.

Глядя на Владимира преданными глазами, боярин Блуд перечислял:

– Надобно лодии пересчитать, паруса проверить. Чего не хватит, готовить зимой надобно. Тиунов послать по погостам, чтоб однодеревки рубили, лёд сойдёт, в Почайну перегоняли. Доски тож готовить, борта наращивать. Толстину ткать. К кресеню бы управиться да после Ярилиного дня выступить.

Всё то было ведомо, но Блуд торопился сказать своё слово, опасаясь охлаждения к нему князя. Владимир хмурился на надоедливость. Последнее слово молвил Добрыня.

– Завтра с утра решим окончательно.

Вновь застучали сдвигаемые чаши, зачавкали набитые рты.

3

Назавтра Добрыня переиначил намеченные планы. Дружина давно привыкла: последнее решающее слово за воеводой. Никто не перечил, ибо слово то бывало разумным. Великий князь своим словом скреплял слово воеводы.

– Позвизда к торкам отправим, без них не обойтись. Гляди сюда, – подозвал Добрыня молодого боярина, сидевшего в середине стола. Обмакнув палец в мёд, обозначил на скатерти две кривые линии. – Приведи торков в излучину Волги, где она с Доном сближается. Ты же, княже, из Киева выступай с комонной дружиной и сюда же её приведи, и вместе с торками иди вверх. Я же из Киева пойду в Новгород. С новгородской дружиной спущусь на лодиях, – опустив обе ладони поперёк медовой линии, Добрыня сблизил их. – Обложим Булгар, ты с полдня, я – с полночи. Ты отрежешь Булгар от печенегов, я – от вятичей и Муромской дружины. Хотя печенеги встревать в вятичские да булгарские которы не станут, они тебя великим князем признают, всё же след обезопаситься, печенеги – народец ненадёжный. К Булгару вышлем скрытые комонные дозоры, переймать гонцов, ежели Ибрагим почует неладное и помощи запросит. Да только ежели дело пойдёт по задуманному, помощи ему ждать будет неоткуда. Сноситься меж собой будем вершниками и к Булгару подойдём враз. Обложим город со всех сторон, Ибрагим без брани ворота откроет, одному ему против нас не выстоять. Наложим дань, чтоб никому обидно не было, ни киевской дружине, ни новгородской, ни торкам. С Ибрагима роту возьмём, чтоб вятичам боле не помогал, с Русью в мире жил. Иначе в другой раз придём и сожжём Булгар. Жечь-то Булгар не след, то и нашим гостям, и иноземным не на пользу.

Глава 15

Высокие тыны скрывали боярские дворы, не выпуская на волю самого тоненького лучика света. В скудном освещении звёзд и узенького серпа месяца смутно белели крыши с призрачными дымками из труб. Дымки, белеющие крыши указывали, что девушки идут по городской улице, а не забрались в кромешной тьме невесть куда. Мороз игриво щипал раскрасневшиеся девичьи щёчки, лез под платы. Девушки перешёптывались в темноте, хихикали. Хихикали, перешёптывались весело, а сердечки стучали тревожно. Сбудется, не сбудется? Как сбудется? Кто он, кто станет ближе отца с матерью, с кем жить, с кем детей родить? Так прародитель Род и мудрый Сварог-отец, и богородица Лада, и матушка Макошь велят – всякое живое существо должно потомство оставить, род свой продлить. Да как узнать, кто он, с кого чёботы снимаешь в первую ночь, кто отцом твоих детей станет? Будет ли он добрым и ласковым, весёлым да приветливым? Или всю жизнь тебе маяться? Потому и гадают девы и в святки, и в купальскую ночь, и в ляльники, и семик без того не обходится. Просят о том заветном рожаниц, и Макошь, и Ладу. Их всегда просят: суженого ждут – просят, придёт время замуж идти – с ними же говорят, настанет пора рожать – к ним обращаются, дитё захворает – от них же помощи ждут.