Русские хроники 10 века - [33]

Девушка посерьёзнела. Весело-лёгкое настроение сменилось сознанием важности происходящего события. Здесь, у священного древа, боги решают её судьбу.

На четвёртый раз волхв проследовал мимо дуба, прошёл несколько саженей вниз по крутой тропочке. В отличие от пологого восточного склона, западный едва не обрывисто уходил вниз. Здесь, в обложенной диким камнем копанке, бил родник. Путша велел молодым спуститься ниже, пригнуться и, трижды зачерпнув пригоршнями святую воду, плеснул на склонённые головы.

Краснощёкий Хорс оторвался от окоёма, с побуревших крон дубов лился птичий щебет. Наступал новый день, радостный и солнечный. Волхв обернулся к восходу.

– Дажьбог, бог могучий, милостивый, дающий белый свет, отныне внуки твои Здрав и Купава – муж и жена.

Вслед за Путшей к богам обратилась потворница.

– Ладушка-богородица, будь к ним милостива, будь им заступницей, отведи от них горе-печаль, дай им детушек крепеньких, здоровеньких. И ты, Макошь-матушка, замолви словечко за них пред богами, спряди им нити длинные, чтоб только Доля на них узелки вязала, а Недоля и рукой не касалась.

Волхв обратился к молодым с последним напутствием.

– Вы потомки Сварога, пальцами его сотворённые, внуки Дажьбога! Убегайте Кривды, следуйте Прави, чтите род свой и Рода небесного. Почитайте друг дружку, отца и мать. Муж с женою живите в согласии. На одну жену должен муж посягать. А иначе спасения вам не видать.

Боги скрепили их единение и благословили на совместную жизнь. Минует год, два, новая жизнь станет обыденностью, но сей час жизнь, неся в себе прелесть новизны, представлялась исполнением всех желаний. Сплетя руки, шли вслед за потворницей. Тропинка была узка, шли, касаясь плечами, ощущая теплоту тел.

Дубец поплёвывал семечки, спросил весело:

– Ну как, обошли дуб? Не споткнулися?

Молодые заговорщически переглянулись и ничего не ответили, словно боялись расплескать в будничной, житейской болтовне божественную тайну, поселившуюся в их душах. Не дождавшись ответа, разбитной возница подмигнул невесте, взгромоздился на передок. Подъезжая к Ольшанке, обернулся, посмотрел насмешливо на горделивую молодую.

– Эх, и куда вы, девоньки, торопитесь? Вот повяжут тебе голову бабьим повоем, и всё, ни вечёрок тебе, ни хороводов. Знай нянькайся то с мужем, то с дитятями.

Купава задорно глянула на дружку, ответила беззаботно:

– А мне, может, то любо. Я не абы с кем нянькаться буду, а с ладушкой своим.

* * *

Невеста с потворницей ушли в избу, жених с дружкой задержались во дворе с Житовием и Голованом. На ловах парни сдружились и помысливали, как бы зимой взять на рогатину косолапого из берлоги. Из избы во двор сновали девушки, перешучивались с дружкой, стреляли глазками в жениха, прикрывшись ладошками, хихикали. Солнце между тем поднималось всё выше, припекало, словно в ясный летний денёк. Невеста всё не появлялась.

– Чтой-то нашей Купавушки не видать. И чего возится? Жених заждался, пойду погляжу, – простодушно молвила Малка.

– Да она замуж раздумала иттить! – хохотнул Дубец.

Дружка едва успел бросить в рот калёное семя, сплюнуть лузгу, как девушка с криком выбежала из-за угла избы.

– Ой, мамынька! Ой, беда, ой, лихо!

Девушки заволновались, загалдели. Дубец прикрикнул:

– Чего голосишь-то? Говори толком.

– Купавушки-то нету! Невесту-у-у укра-али-и-и! – вновь истошно заголосила Малка.

– Надо было б у дверей стоять-то! А мы тут зубоскалили, – всплеснула руками бойкая толстушка, перемигиваясь с дружкой. – Да ты хорошо глядела-то?

– Всё оглядела, нет в избе. Надобно весь двор обыскать, может, не успели далеко увести, тут где схоронились. Искать надо, чего стоять-то!

Весёлая гурьба переворошила копы в риге, проверила хлев, заглянула и в баню. Купавы и след простыл. Житовий с Голованом остались на месте, похохатывали.

– Идёмте в избу, помыслим, где ещё искать, – Дубец надвинул кукуль на лоб, поскрёб в затылке. – Может, в житную яму спрятали? Хозяев надобно звать да ямы открывать.

Сияющая Купава сидела в избе на конике, от нетерпения потирала руки и хихикала. Невесту приодели. На девушке была красная понёва, зелёные черевья, вышитая сорочица. Шею украшали бусы из зелёного стекла, на виски свешивались медные кольца, голову венчала посеребрённая коруна, волосы русым потоком спускались на спину. К поясу, рукавам были пристёгнуты бесчисленные бубенчики, коники, солнечные знаки.

– Вот ты где, моя ладушка! – воскликнул несказанно обрадованный жених, поднял невесту с лавки, заключил в объятья, трижды расцеловал. – Ну, едем пир править, заждались нас.

Купава низко поклонилась отцу с матерью, всем домочадцам, выйдя во двор, склонилась в поклоне и отчему дому.

4

На околице молодых поджидала босоногая ватажка. Завидев свадебную телегу, сопливые вестники, вздувая порепанными ступнями пыль, с визгами и воплями понеслись по улице. В распахнутых настежь воротах разгорался костёр. Во дворе толпились сельчане. Молодые сошли с телеги, толпа во дворе расступилась, образовав живой переход. К самому костру с просяной метёлкой в руках подбежала одна из младших Здравиных сестрёнок, Купава ещё не запомнила их имена. Преисполненная сознанием важности порученного дела, девочка насупила бровки, плотно сжала губки и, забывшись, прижимала метёлку к груди, словно букет цветов.