Русские горки. Конец Российского государства - [5]

Периоды, когда в России главенствовал византийский стиль управления, в совокупности составляют по времени существенно меньшую долю нашей истории, нежели когда государство управлялось по польскому типу. В представлениях правившей на протяжении почти всей нашей истории элиты византийский тип правления — самый плохой и отсталый, а вот «польская вольница» есть прогресс и вершина государственной мудрости.

Поэтому эпоха Ивана Грозного и сама личность этого правителя, как в отечественной историографии, так и в зарубежной, изображается только в чёрных красках. Зато «смуту» с её избранным боярским царём считают чуть ли не предтечей всей демократии в Европе. Так, А.Л. Янов отмечал, что конституция Михаила Салтыкова, принятая и одобренная Боярской думой 4 февраля 1610 года, — во времена, когда конституционной монархией в Европе даже не пахло, — была самым прогрессивным событием этого времени. Также и В.О. Ключевский считал, что конституция 1610 года — «это целый основной закон конституционной монархии, устанавливающий как устройство верховной власти, так и основные права подданных».

А если посмотреть с точки зрения устойчивости государства, то принятие этого документа было как раз действием, нарушающим эту устойчивость. И понятно, что, давая свои оценки тому давнему периоду, эти историки исходили из принятых в их время идеологических моделей, а вовсе не из тогдашних интересов страны, историю которой они описывают. Янов исходит из интересов стран Запада (вот и хвалит конституцию, «предвосхитившую» очень правильные западные порядки), а Ключевский служит интересам своего дворянского класса.

Иерархия целей государства.

Первая, основополагающая и самая простая цель — это самосохранение властителей. Для её достижения верховная власть готова на любые действия, даже если они идут во вред существованию самого государства. Такая власть у нас была, например, в «смутное время», в период «женского царства» и по сей день остаётся со времён Горбачёва. Как правило, если целей следующих степеней сложности нет, положение государства неустойчивое.

Следующая цель государства — это либо военная защита страны, либо нападение на соседей; в любом случае её можно назвать целью геополитического позиционирования. Возможен сложный, «дипломатический» вариант: спланировать свои действия так, чтобы избежать прямых военных действий, но получить желаемое улучшение своего положения.

Следующая по сложности цель государства — создание сильной экономики, чтобы потенциальные противники предпочитали с ним дружить, а не навязывать ему свою волю. Достижение этой цели делает положение устойчивым: в частности, богатая страна может купить «благосклонность и преданность» соседей или с помощью займов привязать их к себе ссудным процентом.

Такой экономический рывок требует высокого уровня образованности общества. Но образование не должно быть самоцелью, поскольку оно может быть не только не полезным, а даже вредным. Дело в том, что без необходимого уровня культуры, формирующейся под влиянием господствующей в обществе идеологии, отдельные «слишком» образованные индивидуумы могут навязать внедрение иностранных социальных и экономических моделей, которые подорвут стабильность.

Внедрение в общество идеологии, соответствующей изменяющимся внешним условиям, — вот ещё одна цель государства. Соответствие идеологии моменту особенно важно в мобилизационный период, когда экономика и страна переходят в новую фазу развития. Необходимо иметь в виду, что призывы к деидеологизации общества — это тоже идеология, правда, насаждаемая врагами данного государства. Без идеологии, отвечающей требованиям времени, невозможно консолидировать нацию. Именно это произошло в России в годы Первой мировой войны: приверженность старой идеологии помешала принятию необходимых решений о модернизации, общество не только не смогло объединиться, но раскололось, и эта нестабильность привела к известному развитию событий.

Цели низкого уровня являются составной частью целей высокого уровня. Можно считать идеальным, когда власть страны в состоянии сформулировать цели высокого уровня, сделав, тем самым, осмысленными все цели низких уровней. Но для этого нужна не только способность Высшей власти к таким действиям, но и преемственность в политике. Если такой преемственности нет, новая власть в первую очередь ставит перед собой простейшую цель — самосохранение, и всякая модернизация опять выпадает из поля её зрения.

Здесь мы сталкиваемся с проблемой кадров. То есть, встаёт вопрос: кто будет эти цели реализовывать? Ясно, что те, кому выпадет эта задача, становятся частью элиты страны, между тем у элиты — как класса, как части общества — цели совсем другие. Вот здесь и нужно государство со всей мощью его аппарата принуждения и с его соответствующей моменту идеологией, государство, которое не должно допустить, чтобы исполнители действовали в своих интересах и против интересов государства.

В каких-то случаях можно менять кадры (если есть кадровый резерв), а в каких-то нет. Как говорил Сталин: «У меня нет для вас других писателей». Если находился вождь, который мог держать элиту в кулаке, всё получалось, и цели достигались весьма высокие. Но когда государство ослабевало, элита начинала добиваться своих шкурных интересов. В наших книгах можно найти примеры: это и князь Курбский, и боярская вольница при Елене Глинской, и Меншиков.