Русские агенты ЦРУ - [59]
В дополнение ко всем прочим бюрократическим осложнениям, имелось еще одно — повседневное ведение дела Носенко было поручено сотрудникам Энглтона, а ответственность за его выполнение была возложена на отдел безопасности ЦРУ. Подобное решение, возможно, объяснялось тем, что, несмотря на почти исключительную специализацию подчиненных Энглтона на советском направлении, в рассматриваемый период времени в их составе не было, насколько я помню, ни одного специалиста русского языка. Было очевидно (хотя этого правила придерживались не всегда), что с Носенко, не объяснявшемся по-английски достаточно свободно, должны были работать именно русскоговорящие сотрудники.
С другой стороны, у Хелмса не было причин не доверять сотрудникам отдела безопасности, ведущим дело. Кроме того, он не общался с рядовыми исполнителями — сотрудниками управления, выказывающими свои сомнения по поводу текущего положения вещей. Если бы Хелмс узнал об экстремизме действий ответственных за это дело лиц, он непременно принял бы соответствующие меры. Например, директор ЦРУ был, без сомнения, в курсе длительного срока заключения Носенко, однако тот факт, что почти все это время Бэгли и другие оперативники не только не допрашивали русского пленника, но даже не разговаривали с ним, стал известен ему с большим опозданием. Фактически из документов следует, что из 1277 дней (около 42 месяцев), проведенных Носенко за решеткой, допросам, полностью или частично, было уделено лишь 292 дня (9,7 месяца).
Более того, когда Хелмс был наконец информирован о том, что большую часть времени заключенный Носенко не только не подвергался допросам, но оказался полностью лишенным возможности общения с кем-либо, в адресованной Хелмсу справке это объяснялось следующим образом: «Столь длительная изоляция может оказаться очень полезной, так как давала возможность объекту осознать полную тщетность всех его уловок». (Что имелось в виду под «уловками», не совсем ясно, должно быть, под этим подразумевалось нежелание Носенко признаться в преступлениях, которых он не совершал.)
Как бы то ни было, но даже в периоды, когда Носенко не подвергался допросам, Бэгли не забывал о его существовании. Впоследствии выяснилось, что этот оперативный работник имел обыкновение поверять свои мысли бумаге, благодаря чему оказалось возможным проследить за их развитием. Одно из таких размышлений было посвящено как предыдущим, так и предстоящим допросам, «имеющим целью тщательное уточнение деталей, которые могут быть впоследствии использованы для оформления правдоподобного признания. Если нам удастся добиться убедительности такого признания даже для властей Советского Союза, оно поможет окончательно решить вопрос с Носенко». Далее Бэгли развивает свою мысль по поводу причин такого тщательного оформления допросов — «дабы исключить, насколько возможно, любую возможность обвинения ЦРУ в незаконном удержании Носенко в заключении». После этого следует перечисление некоторых «альтернативных действий», в том числе «физическая ликвидация самого человека, приведение в состояние, лишающего его возможности давать логически связные показания (специфические лекарственные препараты и тому подобное.) Желаемая цель — помещение в психиатрическую лечебницу… без разрушения психики». Сам факт подобных размышлений подтверждает, что все попытки «расколоть» Носенко закончились полным крахом, остался вопрос: кто сдастся первым, узник или тюремщики?
Директор теряет терпение
В результате терпение лопнуло у самого Дика Хелмса. Носенко арестовали 6 апреля 1964 года, а 23 августа 1966 года директор ЦРУ выдвинул ультиматум, предоставив следователям шестьдесят дней, чтобы завершить это дело. (Фактически этот процесс длился значительно дольше.) За этим последовал период лихорадочной, хотя и безрезультативной активности со стороны команды Бэгли. Но каким же образом они собирались достичь желаемой цели, если оказались не в состоянии сломить узника в течение двух с половиной лет?
Первым делом они предложили вновь подвергнуть Носенко допросу, на этот раз под воздействием амитала натрия, одного из препаратов, известных широкой публике как «сыворотка правды». Но, к их разочарованию, Хелмс решительно запретил использование каких-либо лекарств. И следователям оставалось лишь в очередной раз прибегнуть к помощи детектора лжи. Хотя этот прибор однажды их уже подвел, в арсенале команды Бэгли он оказался единственным орудием, способным предоставить столь упорно ускользаюшие доказательства злого умысла в действиях Носенко. Собственно говоря, приборов, определяющих ложь, не существует, полиграф всего лишь регистрирует физиологические реакции организма допрашиваемого человека на вопросы следователя. В искусных и добросовестных руках ценность его очень велика, но при непрофессиональном использовании (как это было с командой Бэгли, не обладающей опытом сотрудников особого отдела ЦРУ) детектор лжи может оказаться, в лучшем случае, бесполезным, а иногда и вредным.
Полиграф регистрирует изменение четырех характеристик жизнедеятельности организма — кровяного давления, частоты пульса и дыхания, а также электрической проводимости кожи. Эти четыре характеристики меняются в зависимости от эмоционального состояния испытуемого, и у внешне спокойного человека, испытывающего чувство вины за свою ложь, отклоняются от фонового уровня. (Если на детекторе проверяется субъект, не склонный испытывать чувство вины, как это бывает с закоренелыми преступниками, использование полиграфа является напрасной тратой времени.) Фоновый уровень показаний определяется в начале испытания с помощью ответов на самые тривиальные вопросы, вроде — «Который сейчас час?» или «Как ваше имя?». Подобные вопросы дают допрашивающему возможность установить нормальный уровень или частоту изменения какой-либо физиологической характеристики испытуемого, а затем реакция на нужные вопросы измеряется относительно установленного подобным образом фонового значения. Но допрашивающий ни при каких обстоятельствах не должен совершать действия, которые могли бы привести испытуемого в состояние нервного стресса; искусственно вызванный стресс способен вызывать непредсказуемые реакции, и испытание потеряет всякий смысл.
Семьдесят лет назад прошел Хабаровский процесс. Сейчас мало кто о нем вспоминает. А ведь именно на нем открылись ужасающие по своей жестокости и бесчеловечности факты. Это было самым настоящим схождением в бездну и преисподнюю. Тогда в 1949 году в Хабаровске судили «палачей ада». Они обвинялись в создании и применении бактериологического и химического оружия, способного уничтожить человечество. Советский Союз приложил все усилия, чтобы не допустить распространения этого смертоносного «пунами» не только на Дальнем Востоке, но и по всему миру. Прошедшие вслед за Нюрнбергским «судом народов», Токийский и Хабаровский процессы поставили окончательную, победную точку во Второй мировой войне.
Генерал Амнон Йона, ветеран израильских спецслужб, пишет о шести десятилетиях своей работы. Он командовал подпольным отрядом еврейского сопротивления в годы британского мандата над Палестиной, был адъютантом первого президента Израиля, организовывал многочисленные диверсии против арабских вооруженных сил, выполнял секретную миссию в Уганде, руководил крупной компанией по разработке и производству военного электронного оборудования. Это книга о людях, наделенных отвагой и неуемной энергией, внесших неоценимый вклад в создание и оборону Государства Израиль.
Это книга для тех, кто чувствует интерес к военному делу и хочет стать вооруженным защитником наших граждан. Что следует делать мужественно, умело, с достоинством и честью, как велела наша старая военная присяга.Эта книга даст знания об устройстве и действиях русской армии в славном 1812 году. Надеемся, что она подтолкнёт Ваше внимание и к нынешним проблемам обороны страны, выбору своего места в их решении. Это будет непросто, но мы желаем Вам успеха.
Фигура Штирлица — собирательный образ. Юлиан Семенов соединил в нем черты разных советских разведчиков. Но кто из них, подобно Штирлицу, действовал в самом логове врага, Главном управлении имперской безопасности? Как складывалась карьера главного противника Штирлица — начальника гестапо Генриха Мюллера? Какими были взаимоотношения между отдельными руководителями Третьего Рейха? Какими были события и исторический фон, отразившиеся в романе и кинофильме «Семнадцать мгновений весны»? Ответы на эти и другие вопросы дает новая работа известного писателя-историка Валерия Шамбарова.
Зимой 1941 г. в ходе битвы за Москву город Клин дважды оказался в центре событий. В конце ноября его захват врагом, казалось бы, предвещал скорое падение Москвы. Но уже в начале декабря 1941 г. успешный удар 30-й армии в направлении Клина поставил немецкую группировку, действующую против правого крыла Западного фронта, на грань катастрофы. Как это происходило, как был потерян город, как наши войска смогли его вернуть и почему в декабре не удалось нанести немцам более серьезное поражение, рассказано в книге Василия Карасева. При написании книги использованы материалы отечественных и зарубежных архивов, воспоминания участников событий и труды военных историков.
