Русская зима - [4]

Шрифт
Интервал

Накурившись до того, что рот вязало, как после неспелой черемухи, Сергеев возвращался в квартиру, ложился на кровать. Некоторое время лежал в приятной, словно речка со слабым течением, полудреме. Время от времени приподнимался на локте, делал глоток– другой «Бонаквы» из двухлитровой бутыли. Правда, бутыль была почти пуста… Сходит, сходит попозже, купит…

Сейчас он ни о чем не жалел. Ни о проектах, из которых после несогласованного отъезда из Москвы наверняка выбыл, ни о брошенных вещах, которые сейчас, скорее всего, уже превратились в такую же горку хлама, как в соседнем дворе.

Нужно обновляться, очищаться. Обнуляться, как говорит молодежь. Сбрасывать время от времени скопившийся груз.

* * *

Но вечно лежать не будешь. Нужно устраиваться. Снова обрастать необходимым барахлом. В чем-то готовить пищу, чем-то вытирать свое тело после душа. Что-то есть и пить, в конце концов.

Вода кончилась, а набирать из-под крана Сергеев опасался. И голод ближе к вечеру стал донимать всерьез. Стемнеет, и куда он… Рядом, успел заметить вчера, магазин.

Заставил себя надеть джинсы вместо треников, обуть туфли. Глянул наличку – три купюры по пять тысяч, двухсотка, две сотни…

Девушка снова стояла на террасе, смотрела на море. Ну, по крайней мере в ту сторону. Потом повернула лицо к нему. Первый раз за день. Сергеев кивнул и улыбнулся:

– Здравствуйте. Я ваш сосед теперь. Олег.

И она улыбнулась. Неожиданно открыто, светло. Ведь только что была грустной. И сказала:

– А я – Алина.

– Очень приятно. – Сергеев положил ключ в карман. – Давно здесь?

– Почти два месяца.

– М-м… – По ее интонации он не понял, давно это для нее или нет. – И как?

– Так.

Она снова погрустнела, поскучнела – на лицо будто тень упала – и отвернулась. Разговор, типа, окончен. Сергеев пошел в магазин.

Во дворе вдоль стены первого этажа были пластиковые столы, стулья, два мангала, сушилки для белья. Детские игрушки. Заметно, что люди тут обитают не первую неделю.

Сергеев провел взглядом линию от окон через двор. Глаза уперлись в бетонную серость забора. Невеселый вид… Забор понизу был в солнышках, волнах, лодках, цифрах и буквах. Наверняка дети рисовали мелками. Но одна надпись, выше, сделана явно взрослой рукой – «Дом радости».

Сергеев иронично и сочувствующе покривил губы. В этих словах слышалась отчаянная попытка убедить себя, что им радостно… Может, радость и была, но летом, в сезон. Впрочем, и летом из окон или из кресла во дворе глаза видели этот забор. Такой же серый и крепкий забор, что и сейчас. И Сергеев порадовался, что квартира ему досталась на втором этаже. Хоть простор какой-никакой. Да нормальный – с морем.

Возле ворот стояла черная «ауди» с сине-желтым флажком соседней страны на номере… Хм, не боятся с таким номером здесь раскатывать… Хотя – накануне ее не было, значит, приехали по темноте, загнали во двор… Ладно, не его дело.

Открыл калитку, вышел на улицу. Закрыл. И когда замок щелкнул, понял, что код-то не знает. Или не запомнил. И снова пожалел, что так отнесся к инструкциям хозяина.

Да, вот она, вот она – отвычка общения с обычными людьми. В гостиницах общаться практически не надо, на работе почти всё решается в письменном виде, в семье…

Из семьи Сергеев ушел этой весной, но казалось, многие годы назад… Они с женой в последнее время почти не разговаривали, с сыном – тоже. Сын лет с восьми перестал задавать ему вопросы, спрашивать совета, просить почитать на ночь книжку или что-нибудь рассказать – зажил как-то отдельно. В плане, хм, так называемого внутреннего мира. И Сергеев в этот внутренний мир не совался.

Лишь перед самым уходом, видимо, что-то почувствовав – хотя бурных сцен они с женой при сыне не допускали, – стал липнуть к нему, снова, как в детстве, сыпал вопросами, словно пытаясь набраться опыта, узнать об отце больше, запомнить его. По крайней мере, Сергееву хотелось в это верить…

Почти напротив калитки, по ту сторону улицы, у забора сидел черный, маленький, но очень толстый мопс. Сидел не на земле, а на подушечке. И громко, захлебываясь и хрипя, дышал. Страдальчески смотрел на Сергеева.

– Привет, – сказал Сергеев, и это слово показалось ему неуместным, глупым, лживым каким-то; отвел глаза.

* * *

Магазин был крошечный, типично дачный. Ассортимент составляла еда, лишь вдоль ближней к двери стены на полочках за стеклом находились средства первой бытовой необходимости: туалетная бумага, салфетки, зубная паста, презервативы, рулончики пакетов для мусора, игральные карты.

– А посуды нет? – спросил Сергеев.

Продавщица, немолодая, с каштановыми волосами и в очках в толстой, наверное, мужской оправе, посмотрела на него удивленно. И даже не сразу нашлась с ответом:

– Тут у нас… Посуда, все хозтовары в Михайловке. Или в городе. У нас – не бывает.

– А до Михайловки сколько?

– Что?

– Михайловка далеко?

– Да километра три. Автобус ездит каждые полчаса. – Продавщица отвечала, но взгляд стал подозрительным, тревожным. И – не выдержала: – А вы приехали откуда?

– Приехал… Вчера.

– Ясненько. Жить или так?

– Пожить пока что.

– Беженец?

– Нет… Из России.

Продавщица поджала губы:

– Как-то не вовремя пожить решили.


Еще от автора Роман Валерьевич Сенчин
Елтышевы

«Елтышевы» – семейный эпос Романа Сенчина. Страшный и абсолютно реальный мир, в который попадает семья Елтышевых, – это мир современной российской деревни. Нет, не той деревни, куда принято ездить на уик-энд из больших мегаполисов – пожарить шашлыки и попеть под караоке. А самой настоящей деревни, древней, как сама Россия: без дорог, без лекарств, без удобств и средств к существованию. Деревни, где лишний рот страшнее болезни и за вязанку дров зимой можно поплатиться жизнью. Люди очень быстро теряют человеческий облик, когда сталкиваются с необходимостью выживать.


Дождь в Париже

Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», сборников короткой прозы и публицистики. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера» и «Национального бестселлера». Главный герой нового романа «Дождь в Париже» Андрей Топкин, оказавшись в Париже, городе, который, как ему кажется, может вырвать его из полосы неудач и личных потрясений, почти не выходит из отеля и предается рефлексии, прокручивая в памяти свою жизнь. Юность в девяностые, первая любовь и вообще – всё впервые – в столице Тувы, Кызыле.


Моя первая любовь

Серия «Перемены к лучшему» — это сборники реальных позитивных историй из жизни современных писателей. Забыть свою первую любовь невозможно. Была ли она счастливой или несчастной, разделенной или обреченной на непонимание, это чувство навсегда останется в сердце каждого человека, так или иначе повлияв на всю его дальнейшую жизнь. Рассказы из этого сборника совершенно разные — романтичные, грустные, смешные, откровенные… они не оставят равнодушным никого.


Зона затопления

У Романа Сенчина репутация автора, который мастерски ставит острые социальные вопросы и обладает своим ярко выраженным стилем. Лауреат и финалист премий «Большая книга», «Русский Букер», «Национальный бестселлер», «Ясная Поляна».В новом романе «Зона затопления» жителей старинных сибирских деревень в спешном порядке переселяют в город – на этом месте будет Богучанская ГЭС. Автор не боится параллели с «Прощанием с Матерой», посвящение Валентину Распутину открывает роман. Люди «зоны» – среди них и потомственные крестьяне, и высланные в сталинские времена, обретшие здесь малую родину, – не верят, протестуют, смиряются, бунтуют.


Срыв

Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», «Информация», многих сборников короткой прозы. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист премий «Русский Букер», «Национальный бестселлер». Слом, сбой в «системе жизни» случается в каждой истории, вошедшей в новую книгу Романа Сенчина. Остросоциальный роман «Елтышевы» о распаде семьи признан одним из самых важных высказываний в прозе последнего десятилетия. В повестях и рассказах цикла «Срыв» жизнь героев делится на до и после, реальность предлагает пройти испытания, которые обнажат темные стороны человеческой души и заставят взглянуть по-другому на мир и на себя.


Квартирантка с двумя детьми

В новом сборнике известный писатель-реалист Роман Сенчин открывается с неожиданной стороны – в книгу включены несколько сюрреалистических рассказов, герои которых путешествуют по времени, перевоплощаются в исторических личностей, проваливаются в собственные фантазии. В остальном же все привычно – Оля ждет из тюрьмы мужа Сережу и беременеет от Вити, писатель Гущин везет благотворительную помощь голодающему Донбассу, талантливый музыкант обреченно спивается, а у Зои Сергеевны из палисадника воруют елку.


Рекомендуем почитать
Ищу Афродиту Н.

Андрей Столяров в рассказе «Ищу Афродиту Н.» разрабатывает классический сюжет: поиски потерянного времени, отслеживание, канувшей в небытие жизни. События завязаны вокруг литературы, творчества. Рассказчик ищет следы давней, по молодости, знакомой, писавшей стихи и однажды бесследно пропавшей.


Дневник Алексея Клеверова, ученика 6-го "б" класса средней школы г. Ленинграда

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Трижды стожалостная без слов

Инга Абеле — прозаик, поэт, драматург. Родилась в 1972 году в Риге. Окончила Латвийскую академию культуры (отделение драматургии). На латышском языке вышли книги: сборник рассказов «Akas maja» («Дом колодца»), сборник стихов «Nakts pragmatike» («Ночной прагматик»), роман «Uguns nemodina» («Огонь не пробуждает»), сборник пьес «Lugas» («Пьесы»). Три пьесы — «Tumsie briezi» («Темные олени»), «Dzelzzale» («Железная трава»), «Jasmins» («Жасмин») поставлены в Латвии и в нескольких европейских странах.


Ты мне расскажешь?

«Возвращайтесь, доктор Калигари» — четырнадцать блистательных, смешных, абсолютно фантастических и полностью достоверных историй о современном мире, книга, навсегда изменившая представление о том, какой должна быть литература. Контролируемое безумие, возмутительное воображение, тонкий черный юмор и способность доводить реальность до абсурда сделали Доналда Бартелми (1931–1989) одним из самых читаемых и любимых классиков XX века, а этот сборник ввели в канон литературы постмодернизма.


Узорчатая парча

Тэру Миямото (род. в 1947 г.) — один из самых «многотиражных» японских писателей, его книги экранизируют и переводят на иностранные языки.«Узорчатая парча» (1982) — произведение, на первый взгляд, элитарное, пронизанное японской художественной традицией. Но возвышенный слог пикантно приправлен элементами художественного эссе, философской притчей, мистикой и даже почти детективным сюжетом.Японское заглавие «Узорчатая парча» («Кинсю») можно перевести по-разному, в том числе и как «изысканная поэзия и проза».


Женщина со свечой и опущенными глазами

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Оправдание Острова

Евгений Водолазкин – автор романов «Лавр», «Авиатор», «Соловьёв и Ларионов», «Брисбен», сборников короткой прозы «Идти бестрепетно» и «Инструмент языка», лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна» и «Книга года». Его книги переведены на многие языки. Действие нового романа разворачивается на Острове, которого нет на карте, но существование его не вызывает сомнений. Его не найти в учебниках по истории, а события – узнаваемы до боли. Средневековье переплетается с современностью, всеобщее – с личным, а трагизм – с гротеском.


Брисбен

Евгений Водолазкин в своем новом романе «Брисбен» продолжает истории героев («Лавр», «Авиатор»), судьба которых — как в античной трагедии — вдруг и сразу меняется. Глеб Яновский — музыкант-виртуоз — на пике успеха теряет возможность выступать из-за болезни и пытается найти иной смысл жизни, новую точку опоры. В этом ему помогает… прошлое — он пытается собрать воедино воспоминания о киевском детстве в семидесятые, о юности в Ленинграде, настоящем в Германии и снова в Киеве уже в двухтысячные. Только Брисбена нет среди этих путешествий по жизни.


Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера “Лавр” и изящного historical fiction “Соловьев и Ларионов”. В России его называют “русским Умберто Эко”, в Америке – после выхода “Лавра” на английском – “русским Маркесом”. Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа “Авиатор” – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится.


Соловьев и Ларионов

Роман Евгения Водолазкина «Лавр» о жизни средневекового целителя стал литературным событием 2013 года (премии «Большая книга» и «Ясная Поляна»), был переведен на многие языки. Следующие романы – «Авиатор» и «Брисбен» – также стали бестселлерами. «Соловьев и Ларионов» – ранний роман Водолазкина – написан в русле его магистральной темы: столкновение времён, а в конечном счете – преодоление времени. Молодой историк Соловьев с головой окунается в другую эпоху, воссоздавая историю жизни белого генерала Ларионова, – и это вдруг удивительным образом начинает влиять на его собственную жизнь.