Русская война: Баснословия о первых князьях - [5]

– так Александрийская Аниана считалась от 5501/5472/5493/5624;

– Антиохийская эра полагалась от 5507/5517/5969;

– Византийская Старая 3761/5504;

– Византийская Новая Константинопольская 5508 или 5509 в зависимости от мартовского или сентябрьского начала года;

– Болгарская 5504/5511;

– Ватиканская 4000/4713;

– по Секту Юлию Африканскому (эру которого С. Парамонов ошибочно полагал Константинопольской) 5500;

– по Феофилу 5507/5515;

– по 70-ти Толковникам 5872…

Поэтому влетевший экстатически вдохновлённый своим открытием энтузиаст-историк скоро жух и сникал в открывшихся обстоятельствах, и перебирался под благодетельную сень оказавшегося столь мудрым указа Николая Первого от 1850 года «по высочайшему повелению Е. И. В. запрещено подвергать критике вопрос о годе основания русского государства, ибо 862-й год назначен преподобным Нестором», как то случилось с Б. Рыбаковым и С. Парамоновым. В противном случае история Государства Российского обращалась в форму неистовой романистики…

У автора начальных статей ПВЛ уже по тексту (я обращаюсь к Лаврентьевскому списку, как наиболее «скучному» в отношении выискивания подполья) была особая причина держаться 852 год – от этого года он отсчитывает срок в 29 лет до утверждения Олега общерусским князем. Какое-то известное ему и неизвестное нам обстоятельство завязывает начало царствования Михаила 3-го, утверждение Олега на престоле Матери Городов Русских – и в то же время делает неприемлемыми даты 842 и 856 года.

Пока можно основательно утверждать, что под рукой у составителя Первого /он же Начальный, Древнейший и т. д./ свода, на котором нарастали последующие продолжения, реализовавшиеся в частности и в Ипатьевском списке (из которого по современным представлениям возник Лаврентьевский, как сокращённы вариант под частные интересы), были ЗАФИКСИРОВАННЫЕ В КАКОЙ – ТО ФОРМЕ /ПИСЬМЕННОЙ ИЛИ УСТНОЙ/ СООБЩЕНИЯ О ПЕРВЫХ КНЯЗЬЯХ, датированные не по абсолютной шкале, а по годам их правления /в год ИМЯРЕК 1-й, 2-й, 3-й, 4-й… был поход, неурожай, комета, явились хазары…/

При этом отбор материала из наличных производился под особые ценностные ориентации летописца – определяющим для авторов было то, что они намеренно или в продолжение сложившейся у предшественников традиции писали историю ГОСУДАРСТВА И ГОСУДАРЕЙ с момента сложения Великой Киевской Руси, и для них Первый Князь Всея Руси ОЛЕГ, а не региональная мельтешня Рюрик, Синехус, Трувор, Аскольд, Дир. Их Alter Ego Русская Земля, а не перипетии проскочившей династии.

Следует особо выделить и подчеркнуть это уже подмеченное в ряде разборов обстоятельство: анонимные авторы ПВЛ, являясь клириками и монахами, были всецело охвачены событиями «мира», его коллизии водили их рукой, и утверждение русского православия присутствует в их труде только как государственный акт воления свободно избирающего духа; и пребывает в нём нравственной экзегезой людей, событий, деяний на примере почти недостижимого идеала, явленного например Житиём Феодосия Печерского. В своей центральной идеогеме это типическое следование эллинско – римской традиции не говорить голосом богов за деяния людей, видоизменённой только обстоятельствами оформления материала. Сам рационализм подхода укрепляет доверие к объективности эпизодов, представляемых ПВЛ, что так отлично от ситуации с источниками по европейскому «тёмному средневековью», где историчность эпоса о Дитрихе Бернском надо открывать из фактов биографии Теодориха Готского, а не наоборот.

С этой великодержавно – исторической точки зрения всё предшествующее является только приниженно – подчинённым к тому главному, чем было и видится политическое оформление Восточнославянского Киевского Великодержавия; и что снимает все предпочтения авторов – христиан в отношении язычника – объединителя. В то же время этот подход заставляет «нестора» отбирать и хранить из былей прошлого эпизоды восхождения к итоговому торжеству, как закономерное исполнение провиденциально – исторического предначертания: пусть люди слепы, да бог зряч…

Но эта же позиция навязывает естественные аберрации при взгляде на наличный материал, который бессознательно – пристрастно искажается к центральному пункту, в котором победитель получает всё; в том числе деяния и славу неуспевших. Несомненно, автор протографа ПВЛ знал и о походе 860 года, и о военной славе Осколда/воспользуемся омонимическим наблюдением Б. А. Рыбакова/, раз так САМОУПРАВНО ОТ ЗАРУБЕЖНЫХ ИСТОЧНИКОВ ПЕРЕПИСАЛ ПЕРВЫЙ НА НЕГО; и о провидческом принятии им христианства, СВИДЕТЕЛЬСТВО О ЧЁМ ПРЯМО ПРОРЫВАЕТСЯ В РЯДЕ СПИСКОВ – но предпочёл утопить его в толпе рюриковых бояр-приспешников… Но не вычеркнул из повествования знаменитый поход 860 (866) года, как открывший Русь внешнему миру, первый прорвавшийся луч восходящего светила.

И здесь надо обратиться к тому, в чём автор – компилятор, соединяя разные источники в единый целеустремлённый текст, не возобладал над материалом; и на чём больно ушибутся последующие историки, вплоть до попыток аннулирования ПВЛ как исторического источника – проводимая автором-«нестором» хронология.