Русская военно-промышленная политика. 1914—1917. Государственные задачи и частные интересы. - [93]
Названными в программе ГАУ 38 заводами дело не исчерпывалось. По сведениям, оглашенным на заседании Совета министров 14 октября 1916 г., в то время Военное министерство «приступило к постройке 54 обширных заводов»>{706}. В их числе были авиационные, автомобильный, моторостроительный, электротехнический заводы Главного военно-технического управления и Управления военно-воздушного флота, тротиловый, телеграфно-телефонный, сернокислотный и лесотехнические заводы ГАУ и др. 18 февраля 1917 г. началось ускоренное сооружение мастерской для снаряжения выстрелов тяжелой артиллерии: Военный совет отпустил 1,2 млн. руб. на устройство этой мастерской на месте отдела огнестрельных припасов Кременчугского артиллерийского склада>{707}. Сверх того, «в ближайшем будущем» ГАУ обещало представить «подробную дополнительную программу» усиления производства пороха и взрывчатых веществ.
Действительно, 27 декабря 1916 г. на рассмотрение Особого совещания по обороне поступил доклад ГАУ об ассигнованиях в 1917 г. на новые заводы серной кислоты «в связи с расширением программы заготовки взрывчатых веществ». Будущие четыре завода должны были поднять выпуск серной кислоты более чем в 2,5 раза, по сравнению с уровнем, достигнутым в ноябре>{708}. Программу по серной кислоте военный министр утвердил 23 января 1917 г.
Предпринимая «бешеную постройку новых артиллерийских заводов»>{709}, правительство Николая II исходило из стратегических замыслов, нацеленных на распространение власти царя до Эгейского моря. На декабрьском совещании 1916 г. в Ставке под председательством Николая II о планах на 1917 г., когда выявилось разногласие в оценке реальности захвата проливов без содействия союзников, Николай не промолчал и поддержал сторонников похода «на Царьград»>{710}. В официальных документах, разрабатывавшихся на протяжении всей войны, создание все новых и новых заводов разъяснено прямыми словами как последовательные шаги в подготовке к неизбежному противоборству с Антантой, к реваншу если не за Крымскую войну, то во всяком случае за Берлинский конгресс. С учетом такой направленности политики царизма в 1914–1917 гг. правомерно утверждать, что крушение режима под тяжестью военных и экономических испытаний, февральские выступления военно-промышленных рабочих и солдат избавили страну и Европу от второго акта трагедии «Великой войны». Рабочие главных военных заводов в событиях Февраля 1917 г. сыграли выдающуюся роль. Историки иногда приписывают инициативу также текстильщицам Выборгской стороны, но речь все равно идет фактически опять-таки о военно-промышленном производстве, поскольку и выборгские мануфактуры были заняты главным образом заказами интендантства[187]. Едва ли даже Маниковский был вполне убежден в том, что предприятия, вверенные его попечению, недоступны для смуты, хотя, продвигая заводскую программу, он напирал на эту мысль; помимо усилий, направленных им на создание для рабочих артиллерийского ведомства привилегированного продовольственного снабжения, для него решающим «аргументом» против смутьянов тем не менее оставалось воздействие железной рукой. Современным же авторам, рассматривающим февральские события под полицейским углом зрения (недосмотрели в Питере, надо было вовремя «додавить» оппозицию; сработали «германские диверсанты»), не удается логически последовательно раскрыть движущую силу переворота. С одной стороны, версия об «инспирированных народных выступлениях» отвечает стремлению доказать, что «вдохновителем и организатором» их являлась «либерально-радикальная интеллигенция», а народ был сбит с толку «умелой агитацией и пропагандой», «умелой манипуляцией общественным мнением». Оппозиция «воспользовалась моментом, чтобы вывести народ на улицы» и столкнуть его «с правоохранительными органами». Более того, «оппозиционные круги» якобы «сознательно вели продовольственное дело с таким расчетом», чтобы спровоцировать массовое недовольство>{711}.
С другой стороны, оказывается, нельзя не признать, что «возможность радикальным партиям спекулировать на трудностях» войны и «вывести народ на улицы в решающий момент» была создана все же «недовольством всех слоев населения», «тяготами войны», «материальными трудностями», даже «социальными противоречиями», которым «позволила выйти наружу» «неудачная для России Первая мировая война». Пытаясь объяснить отзывчивость масс на радикальную агитацию и не умея это сделать, политолог вместо причин такого поведения масс указывает на заинтересованность самой «либерально-радикальной интеллигенции» в сочувствии народа>{712},[188] то есть, как и Никонов в подобной ситуации («парадигма», однако), уходит от объяснения. Но этот отложенный вопрос, раз уж он затронут, заслуживал бы внимания.
Почему-то оппозиция вела свою агитацию с успехом, тогда как правительственная «манипуляция общественным мнением» — с использованием «всех доступных средств» (Миронов) — провалилась. И ведь нет оснований объяснять ее провал недостаточным усердием и невниманием власти к охранительной агитации. Не зря же при каждом заводе военного, морского, горного ведомств действовал собственный храм с причтом (средства, ежегодно ассигнуемые на содержание этого, по выражению Никонова, «инструмента пропаганды», не входили в расценки изделий). «Отцы» призывали свою военно-промышленную паству «вооружиться спокойствием и терпением, а не искать виновных в нашей неготовности», «не злобствовать», а «каяться, и молиться, и в очищенной совести трудиться»; те же идеи несли в массы Союз русского народа, Общество активной борьбы с революцией и с анархией при Путиловском заводе и другие подобные организации. Рабочих Брянского арсенала и Бежицкого завода «батюшки» увещевали так: «приросшая к земле душа», исполненная «животной сытости», думает о мире, но «не надо этого мира, страшен он, страшнее самой кровопролитной войны»
