Русская военно-промышленная политика. 1914—1917. Государственные задачи и частные интересы. - [43]

.

В другом докладе Варун-Секрет сделал иное сопоставление — количества поступавших для снаряжения дистанционных трубок, корпусов и пороха, и теперь уже у него получилось, что «причиной неподачи» снарядов в нужном фронту количестве был «не недостаток пушечного пороха, а недостаток дистанционных трубок и корпусов снарядов (шрапнелей и гранат)»^{320}. Разноголосицу суждений в Верховной комиссии разъясняют доклады Маниковского и Мышлаевского: металлопромышленность была не в состоянии дать требующееся количество корпусов снарядов ни в начале войны, ни во все остальное время; это не отменяет того факта, что сказывалась также нехватка и взрывчатых веществ, и пороха, и трубок, и взрывателей.

В ноябре 1914 г. «для исследования причин» нехватки снарядов Ставка командировала на фронт «нашего известного артиллериста», начальника Михайловского артиллерийского училища генерала П.П. Карачана. «В вопросе о расходовании снарядов, — гласил один из выводов, привезенных Карачаном из этой командировки, — приходилось выбирать между снарядами и жизнью людей; желая сохранить людей, не жалели снарядов»^{321}. Возглавлявший артиллерийское дело великий князь Сергей Михайлович стремился отрицать сам факт нехватки снарядов в качестве причины боевых неудач и на совещании в Ставке 1 апреля 1916 г. утверждал, что в мартовскую операцию «войсками совершенно бесполезно расходовалось до 75%» боеприпасов (такое объяснение «снарядного голода» позднее развивали также Маниковский и Барсуков). Если это было так, то неумелые действия артиллеристов являлись следствием их плохой подготовки, результатом беззаботности и увлечения великого князя бутафорскими учениями и маневрами в довоенное время.

Но на совещании, несмотря на всю проявленную командующими готовность подтвердить его критическую оценку фронтовых артиллеристов, в присутствии великого князя и в присутствии Николая II, все-таки были высказаны сожаления о том, что в недавних боях — да, конечно, «снаряды были в достаточном количестве», просто их плохо подвозили, имелись «такие запасы снарядов, каких не было с самого начала войны». И тут же эти генералы обращались к нему с пожеланиями, чтобы «в будущем… не было необходимости вести счет каждому снаряду» (А.Н. Куропаткин), о возможности «безотказно получать патроны», чтобы не приходилось предупреждать «о бережливом расходовании их». А.Е. Эверт припомнил, что, когда во время боев доложил великому князю о нехватке снарядов, «получил ответ: “Легких дадим, а тяжелых и мортирных — такого количества нет”».

На совещании (августейший генерал-инспектор артиллерии) мог лишь пообещать «почти полностью» удовлетворить потребность фронтов в легких снарядах, «но расчет их сделан слишком широко… Считаю, что 75% снарядов тратилось во время прошлой кампании впустую, и только 25% с пользой»; если же дать все, что просят, то такой стрельбы орудия не выдержат; нужно «упорядочить расходование снарядов, предупредить в будущем непроизводительную их трату». Эверт все же снова просил «дать артиллерию и без отказа снарядов. Без этого наступление в третий раз будет вничью, а это убьет дух войск». Тут Николай II поинтересовался, «могут ли в этом отношении помочь отечественные заводы», и великий князь сообщил ему, что эти заводы «выполнить предъявленные требования не в состоянии. Они дают все, что могут, но они плохо оборудованы»; «Все снабжение производится казенными заводами, правительством», якобы «вся работа выполнялась лишь заводами военного ведомства», иначе говоря ведомства самого Сергея Михайловича, даже заводы горного ведомства «ничего не исполнили», и «только 0,4% всего снабжения дается [военно-промышленным комитетом». Император, и без того недовольный развернувшейся в «обществе» вредной пропагандой, согласился с тем, что возвышать роль военно-промышленных комитетов нельзя и «необходимо наглядно показать в точных цифрах деятельность правительства и общества», дабы исправить «распространенное в войсках и обществе мнение». Струю оптимизма пролил Куропаткин: «Шесть месяцев назад мы были в таком же положении относительно ружей. Казалось, вопрос о ружьях — неразрешим. Но Ваше Императорское Величество повелели, и все было выполнено». Так же будет и с тяжелыми снарядами^{322}. В конце года, на проведенном в Ставке совещании о планах действий на 1917 г., учитывая очевидное — то, что, как высказался Рузский, «мы никогда не будем иметь тех средств, какими располагают наши союзники», он настаивал, чтобы было прекращено распространение в войсках учебных брошюр о способах ведения огня французами, потому что эти вызывавшие зависть описания «ввели войска в смущение»[75]. В предшествующей операции на Западном фронте не удалось добиться успеха, по свидетельству Эвер-та, потому что «более чем на одну-две недели у нас не хватило бы снарядов», да и прорыв Юго-Западного фронта не привел к полному успеху, потому что «определился недостаток тяжелых снарядов» (В.И. Гурко). Совещание все же должно было согласиться с бодрым заключением генерал-инспектора артиллерии (в оценке Николая II: «Это отрадная картина»), и было «в общем признано обеспечение снарядами достаточным» — подразумевалось, что, в соответствии с предположениями великого князя, продолжится поступление заграничных заказов, а в России «не будет остановок в работе заводов». Но, по мнению самого же генерал-инспектора, «расход гаубичных и тяжелых снарядов надо увеличить вдвое, для получения настоящей потребности». «Если зимой предположены частные операции, у нас к весне не хватит снарядов. Нам нужно копить снаряды к весне… Относительно снарядов я получил указание от генерал-адъютанта Алексеева, — тонко пошутил великий князь, — начиная с ноября накапливать их к весне. Я так и делаю»