Русская военно-промышленная политика. 1914—1917. Государственные задачи и частные интересы. - [109]
В спорах при выработке правил об управлении секвестрованными предприятиями догматически настроенный тайный советник (директор канцелярии Морского министерства Е.Е. Стеблин-Каменский) обосновывал право государственной власти на вторжение в имущественные права частных лиц достойными подражания примерами из византийской традиции[207], ссылался «на кодекс Юстиниана, Гуго Гроция и пр.». Циничный оппонент низвел эти его теоретические усилия на уровень анекдота, рассказав притчу о маляре, который обидел проститутку, походя мазнув ее кистью. У мирового судьи возникло затруднение, по какой статье назначить наказание, и ушлый письмоводитель подсказал ему сформулировать состав преступления как «загрязнение мест общественного удовольствия». Мораль заключалась в том, что «если так законы толковать», то и грабительский секвестр «можно подвести под кодекс Юстиниана»>{797}.
Ведомство торговли и промышленности вначале не предвидело, как далеко продвинется законодательство о секвестре и какие практические удобства сулит его применение. Приступая в середине 1915 г. к созданию своих отраслевых регулирующих комитетов, наделенных репрессивными полномочиями в отношении промышленников (реквизиции, тюремные наказания), оно не сочло в тот момент нужным вооружить их правом секвестра>{798}. Но еще до того, как проект закона о секвестре получил пригодный для согласований вид, министр торговли и промышленности В.Н. Шаховской настолько оценил широту новых возможностей, испробованных на «германцах», что поспешил переработать изданные 7 июля правила об отраслевом промышленном комитете. В новом варианте в них центральное место заняли указания на использование секвестра — в дополнение к иным «карательным» методам переподчинения частных фирм правительству. 27 ноября Совет министров, а 17 декабря 1915 г. и царь утвердили эти дополнения к правилам. Отраслевой комитет получил право накладывать секвестр на фабрики «в случае отказа или уклонения» хозяев от исполнения навязываемых им военных заказов и «устанавливать порядок эксплоатации секвестрованных предприятий»>{799}>,[208] — все те «права», какими обзавелся и военный министр в качестве председателя Особого совещания по обороне.
Сразу же после издания закона о секвестре 12 января 1916 г. в Министерстве торговли и промышленности состоялось совещание представителей ведомств о мерах в отношении «германских и австрийских предприятий», созванное вследствие письма двух самых ретивых среди генералов борцов со шпионажем — Н.В. Рузского и М.Д. Бонч-Бруевича — от 5 декабря 1915 г. Представители министерств внутренних дел, юстиции, интендантства и ГАУ добивались на совещании 15 и 20 января 1916 г. либо секвестра, либо назначения в «германские» предприятия особых временных управлений; Канцелярия Военного министерства выступила даже за закрытие их, с ликвидацией после окончания войны. Большинство на совещании не поддержало подобные предложения; применение к таким предприятиям секвестра, по мнению большинства, могло бы «внести нежелательное расстройство в ход правильно налаженного дела», тогда как действительных признаков недобросовестности со стороны хозяев предприятий не обнаружено. Против крутых мер выступили также представители Морского министерства и ГВТУ, министерств финансов, иностранных дел, торговли и промышленности. Как и Григорович, Шаховской соглашался лишь на оказание давления с целью изменить руководящий состав предприятий>{800}.[209]
По существу, изданный 12 января 1916 г. закон заключал в себе целую программу ломки отношений собственности — такую, что она встревожила даже Шаховского, вовсе не склонного потакать заводчикам. По его словам, секвестр превратился «в чрезвычайно сильное и крайне острое орудие промышленной политики государства». «В той форме, в какой применяется ныне секвестр, — предостерегал Шаховской правительство, — он серьезнейшим образом затрагивает интересы не только лиц, поместивших свои капиталы в секвестрованные предприятия, но и кредиторов этих предприятий» и вреден «для грядущего развития русской промышленности», подрывая ее кредит. Шаховской предлагал «немедленно же приступить к пересмотру закона 12 января 1916 г…. в целях большего ограждения [интересов] владельцев и кредиторов предприятий»>{801}.
Как утверждают историки российского права, «каждый кабинет министров Российской империи всегда заботился о благоприятных условиях для иностранных инвестиций в нашу экономику. Эта мысль не оставляла государственных деятелей и во время войны»>{802}. И действительно, на первый взгляд стремление Шаховского добиться пересмотра закона 12 января встретило отклик. 27 сентября 1916 г. Совет министров принял постановление «Об изменении действующих правил о порядке заведования и управления секвестрованными предприятиями и имуществами». Журнал Совета министров (утвержден царем 22 октября)>{803} открывался признанием того, что опыт применения январского закона показал «некоторые его несовершенства, сводившиеся главным образом к недостаточной обеспеченности прав и интересов владельцев и кредиторов». Заканчивался журнал выражением уверенности, что, «конечно», «наложение секвестра не может клониться к разорению предприятия путем возложения на него обязательств, явно для него убыточных».
