«Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона: Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота - [148]
Граф приказал зажечь большой турецкий каик, чтобы он не попал в руки турок, и это сделали, но на ветре каик дрейфовал к ним самим и был близко к бомбардирскому, что заставило графа поспешить с выходом из гавани в большом смущении. Поняв всю опасность сложившегося положения, я немедленно отправил все шлюпки, что мог, оттянуть фрегат от горящего судна, и этого времени было достаточно, чтобы спасти бомбардирский. Им обоим повезло, что горящее судно оказалось в этот момент примерно на два фута на мели. Прошло едва ли 2 минуты, как оно снова оказалось на плаву и доплыло до того места, где прежде стоял бомбадирский. Бомбардирский не мог выйти из гавани до того, как выйдет граф, и не мог отойти подальше, не создавая риска, что они вообще не смогут выйти из гавани, так как гавань была узкой и ветер недостаточным, с порывами. Короче говоря, только Провидение и помощь, с решимостью посланная мною, их и спасли. Но их невежественность помешала им понять опасность, в которую они могли попасть, до самого момента, пока эта опасность не наступила.
Как только граф вышел из гавани и собрался идти к Порто-Мудро, а бомбардирский [«Гром»] был в безопасности и тоже выходил, я дал сигнал сниматься, взял все корабли в свой конвой и сообщил все необходимые сигналы. До темноты мы почти добрались до рейда, ведущего к Порто-Мудро, но ветер весьма усилился и, хотя каждый корабль и меньшие суда подняли все паруса, сколько могли (у нас все до последнего матроса не могли бы лучше работать!), до места якорной стоянки сумели добраться только несколько маленьких судов, которые могли держаться близко к берегу. Наступала ночь, и я уменьшил паруса, а чтобы граф подошел к нам до ночи, я поставил три огня как главнокомандующий. Надеясь держаться на спокойной воде, мы подошли к подветренной стороне острова, и к рассвету оказалось, что нас снесло ближе к острову Эстрада, чем к Лемносу, и мы потеряли из вида все корабли, кроме «Ростислава», который был около лиги впереди от нас с подветренной стороны. Течение так быстро сносило нас под ветер, что нам пришлось совершить несколько маневров до того, как мы смогли обогнуть восточную оконечность Эстрады.
Как только мы ушли от острова, я понял, что мы напрасно пытаемся добраться до Лемноса и также оказались слишком далеко под ветром, чтобы добраться до острова Тассо. Гнилой корабль, офицеры и команды, доведенные до отчаяния, только четырехдневный запас хлеба и 750 человек на борту!
Я вынужден был просить помощи у моего греческого лоцмана, и он посоветовал мне остров Скирос как безопасную гавань, годную также, чтобы построить печи и испечь хлеб из оставшейся у нас муки. Соответственно, рассудив, мы отправились и меньше чем через два часа увидели остров и ожидали подойти до ночи, но в это время ветер переменился и сделался почти полный штиль; это заставило меня изменить мои намерения и еще раз попробовать добраться до Тассо или Лемноса, а так как течения зависели от силы ветров, мы вскоре обнаружили явно благоприятную для нас перемену, и [29 сентября/]9 октября мы вошли в гавань Порто-Мудро. Как только мы вошли в эту гавань, мы салютовали «Европе», флагманскому кораблю адмирала Спиридова, и прошли мимо кораблей всей его эскадры, которые стояли на одном якоре. Мы встали перед ними и сразу же бросили якорь там, где я намеревался поставить всю мою эскадру по прибытии кораблей. «Надежда» и все малые суда пришли раньше нас, но графа [Алексея Орлова] на фрегате «St. Paul» и корабля «Ростислав» [с графом Федором Орловым] все еще не было видно, только к ночи они появились на рейде. Едва мы бросили якорь, как увидели отряд неприятеля из 600–700 человек, марширующий вниз к берегу на противоположной стороне от места стоянки нашего флота и от городка Мудро.
Они преспокойно уселись, наблюдая за нами, и развлекались.
После такого бесстыдного оскорбления адмирал Спиридов приказал двум фелукам с несколькими полакрами бросить якорь у берега, чтобы помешать их отдыху, и когда в них стали стрелять, они ретировались за пределы досягаемости выстрела, а потом стали забавляться, сбегая вниз к берегу и выстреливая по одному разу в оба судна до тех пор, пока ночная темнота не положила конец их диверсии.
Граф [Орлов] покинул фрегат и ночью поднялся на борт к контр-адмиралу Грейгу. И так как мое намерение оставаться здесь на зиму было и заметно, и хорошо известно, были проведены переговоры с несколькими людьми, каким образом этому помешать.
На следующее утро в 8 часов с крюйс-бом-брам-стеньги был спущен флаг адмирала Грейга и поднят флаг лорда верховного адмирала [или кайзер-флаг] с сигналом всем лейтенантам [прибыть за приказами]. Они вернулись с приказами.
[Помета: «вставить приказы»; но текста приказов нет]691.
Оказавшись со своим кораблем в столь замечательной гавани, лучше которой и не найти во всем Средиземноморье (не исключая даже Маона), с островком внутри, имеющим источники воды, на котором можно было разместить все наши орудия, припасы и больных, я намеревался килевать те суда, которые более всего требовали починки, и кренговать (a parliament heal
Анализ социального контекста истории медицины, болезни во всем комплексе взаимосвязей с мировоззренческими установками того или иного времени стал, безусловно, все чаще привлекать внимание современных исследователей. О влиянии религии на восприятие человеком духовных и телесных немощей также написано немало. Одновременно вопрос о том, как и в какое время в различных христианских культурах на уровне религиозной институции и на уровне повседневных религиозных практик взаимодействовали представления о сакральном и демоническом вмешательстве в телесную сферу, до настоящего времени остается неразрешенным, требует конкретизации и опоры на новые источники.
Книга рассказывает о крупнейших крестьянских восстаниях второй половины XIV в. в Китае, которые привели к изгнанию чужеземных завоевателей и утверждению на престоле китайской династии Мин. Автор характеризует политическую обстановку в Китае в 50–60-х годах XIV в., выясняет причины восстаний, анализирует их движущие силы и описывает их ход, убедительно показывает феодальное перерождение руководящей группировки Чжу Юань-чжана.
Александр Андреевич Расплетин (1908–1967) — выдающийся ученый в области радиотехники и электротехники, генеральный конструктор радиоэлектронных систем зенитного управляемого ракетного оружия, академик, Герой Социалистического Труда. Главное дело его жизни — создание непроницаемой системы защиты Москвы от средств воздушного нападения — носителей атомного оружия. Его последующие разработки позволили создать эффективную систему противовоздушной обороны страны и обеспечить ее национальную безопасность. О его таланте и глубоких знаниях, крупномасштабном мышлении и внимании к мельчайшим деталям, исключительной целеустремленности и полной самоотдаче, умении руководить и принимать решения, сплачивать большие коллективы для реализации важнейших научных задач рассказывают авторы, основываясь на редких архивных материалах.
Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
«Вы что-нибудь поняли из этого чертова дня? — Признаюсь, Сир, я ничего не разобрал. — Не Вы один, мой друг, утешьтесь…» Так говорил своему спутнику прусский король Фридрих II после баталии с российской армией при Цорндорфе (1758). «Самое странное сражение во всей новейшей истории войн» (Клаузевиц) венчало очередной год Семилетней войны (1756–1763). И вот в берлинском архиве случайно обнаруживаются около сотни писем офицеров Российско-императорской армии, перехваченных пруссаками после Цорндорфской битвы.
В составе многонациональной Великой армии, вторгшейся в 1812 году в Россию, был и молодой вюртембергский лейтенант Генрих Август Фосслер (1791-1848). Раненный в Бородинском сражении, он чудом выжил при катастрофическом отступлении Наполеона из Москвы. Затем Фосслер вновь попал в гущу военных событий, был захвачен казаками и почти год провел в плену в Чернигове. Все это время он вел дневник, на основе которого позже написал мемуары о своих злоключениях. До нашего времени дошли оба текста, что дает редкую для этой эпохи возможность сравнить непосредственное восприятие событий с их осмыслением и переработкой впоследствии.
Иоганн-Амвросий Розенштраух (1768–1835) – немецкий иммигрант, владевший модным магазином на Кузнецком мосту, – стал свидетелем оккупации Москвы Наполеоном. Его памятная записка об этих событиях, до сих пор неизвестная историкам, публикуется впервые. Она рассказывает драматическую историю об ужасах войны, жестокостях наполеоновской армии, социальных конфликтах среди русского населения и московском пожаре. Биографический обзор во введении описывает жизненный путь автора в Германии и в России, на протяжении которого он успел побывать актером, купцом, масоном, лютеранским пастором и познакомиться с важными фигурами при российском императорском дворе.