Русская угроза - [8]

Я ребят в чем-то понимаю… А что бы вы подумали на их месте?

Они слышат вопли из опорного пункта, заходят и видят ужасный ужас. Трое каких-то гражданских уродов заламывают руки офицерам милиции, вяжут ремнем, отбирают табельное оружие. Мало того — у офицеров жестоко разбиты лица — кровь аж на Феликсе, разорвана форменная одежда, и вообще, мягко говоря, общественный беспорядок.

И какую правовую оценку дают увиденному сержантские головы?

Нападение на опорный пункт! Практически, терроризм! И ладно бы на Кавказе, а то уже и до северных границ добрались, проклятые басмачи!

И что остается делать? Только одно.

Мочить, как предписывает руководство страны.

* * *

— Может, «Скорую» вызвать? — Голос продавца птиц возвращает меня в реальность.

Я открываю глаза. Рынок, птичка, прохожие. Две тысячи двенадцатый год. Пальцы сжимают коробочку с лекарством.

— Нет… Спасибо… Я просто кое-что вспомнил. Не очень приятное.

— Бывает, — улыбается торгаш, — у меня такое тоже иногда случается. Птичку выбирать будем?

— Мне, вообще-то, котенок нужен… Внук попросил.

— Ну, котенок — это неинтересно. Котята у всех есть. То ли дело — канарейка! Вы послушайте, как поет.

Он постучал пальцем по клетке. Канарейка проснулась и неохотно выдала несколько звуков, мало похожих на песню.

— Это она не проснулась еще, — улыбнулся мужчина, — а когда распоется, и не остановить!

— Скотчем можно заклеить.

— Зачем?

— Тогда заткнется… Простите, можно я еще немного посижу?

— Конечно… А насчет канарейки подумайте… Котенок — это совсем не то. Кроме ободранных обоев и шерсти на ковре, никакой радости. А здесь живая песня…

* * *

Живая песня…

Больше всех досталось Арви. И его очкам. Из очков они сначала превратились в пенсне, а потом в автомобиль, на скорости сто шестьдесят врезавшийся в бетонную стену. Сам же Арви сидел за рулем этого автомобиля. И у автомобиля не сработали подушки безопасности.

Когда били Микко, он пытался вспомнить весь свой русский словарный запас. Но, кроме «Привет!», «Как дела?» и «Хорошо», ничего не вспомнил.

А вопрос «Как дела?», заданный человеком после полученного удара дубинкой, выглядит несколько издевательски. А уж про «Хорошо» и говорить нечего.

«Да ты, сука, еще и прикалываешься?! Сейчас узнаешь, как у меня дела! Получай!»

Близнецы-сержанты работать умели… Видимо, омоновцы.

Я не знаю, о чем в тот момент думали мои финские компаньоны. Возможно, о пресловутой русской угрозе или о том, что больше никогда не приедут в эту дикую страну, где полицейские убивают за обычный вопрос «Как пройти к ветеринару?». Возможно, о своих семьях, оставленных в Суоми. И к кому, в случае чего, отойдет их бизнес… А скорее всего ни о чем.

Они просто не знали, о чем думать…

Я же думал о чуде. Только оно могло нас спасти. Но после пяти минут избиения никакого чуда не произошло. Когда из разбитого носа брызнул кровавый фонтан, я просто упал на пол, закрыл голову руками и не сопротивлялся, как советует пособие «Что делать, если вы стали жертвой преступного посягательства», выпущенное у нас на эстонском языке немалым тиражом.

Это тоже не очень помогло, но удары ботинок по ребрам стали как-то менее чувствительными. Либо я уже не чувствовал боли.

Остановил мучения майор. Опять-таки с помощью живительного матерного слова, обращенного к сержантам. В политкорректном парламенте это прозвучало бы примерно так:

— Вы что, господа инвалиды, заболели еще и умственным расстройством?

В реальности все было короче и жестче.

Дубинки замерли в воздухе.

— А чо, Степаныч?.. Они ж вас…

— Да не они…

Я понял, что настал мой час. Забыв про боль и сломанные ребра, я вскочил с пола, оторвал болтающийся на одной нитке рукав пиджака и, зажимая платком нос, прокричал с интонацией командира штрафбата, отправляющего бойцов под танки:

— Ну, все! Вы попали! Вы знаете, кто мы такие?! Я корреспондент газеты «Рупор демократии», а это наши финские гости! И завтра про ваш беспредел узнает весь мир!

Я не знаю, есть ли здесь такая газета, но какая разница? Цель достигнута, дубинки спрятаны за спины, на лицах откровенное смятение. Никто не хочет иметь дело со свободной прессой.

Сержанты поворачивают голову к Степанычу.

— Да они случайно здесь, — поясняет тот, умывая разбитое лицо водой из графина, — ветеринар им нужен.

Окровавленный палец указывает на клетку с птичкой.

— А чо ж сюда пришли?

— Дорогу спросить… А мы тут с Витьком… В общем… Поругались…

О, как! Поругались они… Милые бранятся, только тешатся. Теперь нам не только ветеринар нужен, но и травматологический пункт. Но уже наш, эстонский. В местный я под дулом пистолета не пойду… Вдруг там тоже кто-нибудь поругается? Врач с санитаром. А у них скальпели…

Лейтенант, он же Витек, пока нас обрабатывали дубинками и ботинками, свалил в туалет и, судя по звукам, зализывает там раны.

— Во, блин! — хором выдыхают сержанты, словно ракетчики, сбившие пассажирский лайнер.

Они действительно близнецы, как успевает засечь мой заплывающий глаз. Удобно, наверно. Бьют граждан по очереди, а опознать нельзя. Соответственно и спросить не с кого.

— Блин не блин, а отвечать придется. — Я помогаю подняться Арви с пола. Без очков бедняга совсем плох.