Русская сила графа Соколова - [11]

Соколов застал Хрулева в его кабинете. Это был тощий человек с высокой шеей, болтавшейся в воротнике мундира, как пестик в колоколе, с длинными клочковатыми бакенбардами и с той застывшей важностью на желтом лице, которая очень часто присутствует у людей недалеких, но самоуверенных.

Соколов сказал:

— Степан Степанович, четвертого мая был отправлен этапом в Орел ссыльнокаторжный Леонид Кораблев. Скажи, где он сейчас находится? В Орле?

Хрулева прямо-таки передернуло от этого обращения на «ты». Он вздернул острый подбородок.

— Позвольте полюбопытствовать, граф, на каком основании я должен отвечать на ваш вопрос? Если он требуется вам по служебным обстоятельствам, попрошу сделать официальный запрос, и моя канцелярия ответит вам письмом. Если этот вопрос, так сказать, частный, то я хочу ваших объяснений: почему этот арестант вас интересует? — Тонкие губы растянулись в ехидной улыбке. — Может, граф, он ваш родственник?

Соколов перегнулся вдруг через стол, ухватил ручищей чиновника за грудь, оторвал от стула. На пол посыпались желтые металлические пуговицы. Гений сыска уперся жестким взглядом в лицо чиновника и сквозь зубы сказал:

— Ты почему дерзишь? Я тебя, чиновничья шмакодявка, сейчас в окно вышвырну.

Хрулев смертельно побледнел, разинул рот, полный фарфоровых зубов, хотел позвать на помощь, но страх перехватил голос, и вышло лишь жалобное шипение:

— Отпуш-штите…

Соколов продолжал его удерживать, буравя стальным взглядом.

— Последний раз спрашиваю: где Леонид Кораблев?

Начальник тюремного ведомства согласно замотал головой:

— Да, да, все устроим…

Соколов разжал ручищу. Грозно переспросил:

— Ну, где?

Хрулев взял со стола бронзовый колокольчик, погремел им. В кабинет тут же заскочил какой-то угодливо согбенный чиновничий крючок:

— Слушаю, ваше превосходительство-с!

Слабым голосом Хрулев проговорил:

— Отыщи, братец, в картотеке ссыльнокаторжного Кораблева Леонида.

— Единый миг-с, ваше превосходительство.

Соколов молча подошел к высокому узкому окну. Моросил мелкий дождь. Намокшая булыжная мостовая блестела, словно антрацит. По ней перла людская толпа. Возле Иверских ворот стояли нищие и богомольцы. Торговцы с лотками шныряли в толпе.

Вошел чиновник с тощей папкой в руках. Согнулся пополам:

— Вот, тут и последнее секретное предписание-с…

Хрулев протянул Соколову лист бумаги.

На бумаге стоял гриф: «Главное тюремное управление». Соколов стал читать и изумляться: «Совершенно секретно. Спешно. Московскому губернатору. Вследствие личных объяснений с Вашим превосходительством по поводу ссыльнокаторжного арестанта Леонида Кораблева, дальнейшее пребывание которого в Московской центральной пересыльной тюрьме Вы, со своей стороны, также признавали бы вредным, имею честь уведомить Вас, что господин министр юстиции признал соответственным перевести названного арестанта в другое место заключения». Соколов покачал головой:

— Ну и стиль! Нет, это не Тургенев… Двух слов связать не умеют. Что дальше? «Ввиду изложенного Главное тюремное управление просит Ваше превосходительство сделать распоряжение о переводе Кораблева этапом 4 сего мая в ведение орловского губернатора для помещения в местную временную каторжную тюрьму. О предстоящем переводе Кораблев не должен быть предупрежден, и распоряжение это должно быть объявлено непосредственно перед отправкой и сдачей конвою на этап. Администрации Московской центральной пересыльной тюрьмы подвергнуть Кораблева перед сдачей конвою самому тщательному обыску и убедиться в исправном и прочном состоянии наложенных на него ножных и ручных оков, а также предупредить конвой о необходимости иметь за Кораблевым в пути самый бдительный надзор в предупреждение нападения на конвой и побега». И подпись: «Начальник Главного тюремного управления Хрулев». Удивительный документ!

Соколов вернул секретное предписание. Он был ошарашен непонятными ему закулисными играми. Спросил:

— Что еще в папке?

Чиновник вынул из папки плотный квадратный лист бумаги, доложил:

— Ваше превосходительство, Леонид Кораблев, православный, 1886 года рождения, арестован за грабежи и убийство второго января нынешнего, 1912 года. Осужден к четырнадцати годам каторги. В настоящее время находится в Орловской губернской тюрьме.

Соколов удивленно поднял бровь:

— Повтори: когда арестован?

— Второго января 1912 года.

Сыщик повернулся к Хрулеву:

— Степан Степанович, у тебя в этих формулярах ошибок не бывает? Точно ли второго января?

— Наверное! Но вы можете уточнить.

— Тогда позволь воспользоваться твоим телефонным аппаратом. — Соколов повертел рычаг — вызов станции, снял трубку: — Барышня, дайте мне номер 12–01.

Тут же послышался ответ:

— Соединяю с Центральной пересыльной тюрьмой.

Хрипловатый голос, в котором Соколов сразу же узнал давнего знакомца — начальника тюрьмы Колченко, ответил:

— Слушаю!

— Николай Федорович, у тебя содержался арестант Леонид Кораблев. Скажи-ка, он когда поступил к тебе?

— Одну минуту, документы открою. — В трубке раздалось шуршание бумаги. — Аполлинарий Николаевич, этот самый Кораблев был доставлен второго января 1912 года в четыре часа пятьдесят минут пополудни.