Русская рулетка - [72]

Финал известен: тучи слепой саранчи покрыли Россию и пожрали ее. Нельзя не согласиться с Геннадием Лисичкиным. который рассматривает все события недавнего времени, даже хронику последних лет, в широком историческом контексте (Есть ли будущее у России. М.: Прогресс, 1996).[19]

«Освободившись от одних оккупантов, татаро-монголов, Россия оказалась во власти другого оккупационного режима — во власти Москвы. Он существует до сих нор». Трагедия России «датируется не семнадцатым годом, она произошла много раньше». Его размышления о событиях трехвековой давности прекрасно согласуются (с самыми легкими поправками на время) с тем, что мы рассказали в этой книге. «Москва стала Москвой не в честном состязании с другими русскими княжествами, а завладев сокровищами Золотой Орды, похитив то, что принадлежало ее данникам… и присвоив также золотоордынскую идеологию». Та идеология частично дожила до конца второго тысячелетия. По-видимому, осталось «в первую очередь, твердое убеждение в том, что русские — не свободный народ, а стадо овец, которых можно и должно стричь». Но, подчеркивает Лисичкин. татары соблюдали хотя бы правила, принятые у людоедов, т. е. не пожирали своих соплеменников, а «московские владыки отбросили и это ограничение». К тому же — и это в точности соответствует посткоммунистичсской практике — Москва всегда сочетала «неимоверную требовательность к своим подданным» с неким «примитивным интернационализмом» и потому заботилась (здесь я несколько отхожу от рассуждений Лисичкина) исключительно о кастовых интересах, ради которых всегда была готова забыть об интересах национальных: если того требовали ее собственные интересы, она покорно склонялась перед любым захватчиком. Именно об этом и свидетельствует наше повествование.

ЭПИЛОГ

Тот, у кого хватило терпения прочесть все вышеизложенное, может дать свой, вполне обоснованный ответ на вопрос, который я поставил в начале: устоит ли Россия перед бурей, которая на нее обрушилась? Что касается меня, то мои ответ таков: если внешние и внутренние силы продолжат действовать в том же направлении, если ветры не переменятся, Россия через какой-нибудь десяток лет будет не такой, как сейчас. Вне всякого сомнения, ее границы будут отличаться от сегодняшних и, также вне сомнения, они будут уже сегодняшних. Распад может принять и более сглаженные формы. Многое зависит от того, удастся ли России сохранить три ее главные опоры: единую энергетическую систему, единую государственную транспортную систему и единый ядерный и научный потенциал. Не случайно, самые умные противники России за рубежом ведут дело к подрыву именно этих опор.

Только нашим детям суждено увидеть, к каким последствиям приведут те дезинтеграционные процессы (демографические, миграционные и т. п.), которые совершаются в течение крупных отрезков времени. Один из главных дезинтеграционных факторов — колоссальный дисбаланс уровней жизни в различных регионах России, дисбаланс, который увеличился на несколько порядков в течение посткоммунистического периода, т. е. за какое-нибудь десятилетие. Многое зависит от способности тех, кто придет на смену Ельцину, воспрепятствовать этой тенденции и установить более справедливое распределение общественного богатства. В противном случае расхождение между богатыми и бедными регионами станет непоправимо глубоким и Россию будут поджидать еще более кровавые события, чем те, которые пережила Югославия.

Постепенно должно происходить уменьшение народонаселения в таких российских регионах, как Сибирь, Крайний Север, Дальний Восток. Оно будет сопровождаться проникновением туда китайцев, и в конце концов эти огромные азиатские территории будут потеряны для России. Они отойдут скорее всего к Китаю и, возможно, в какой-то части к Японии, если только в судьбе Страны Восходящего Солнца кризис конца века не окажется решительным поворотом к упадку. Много более стремительно, в соответствии с принципом глубинной эрозии, пойдут процессы распада на Кавказе (где они подпитываются бедностью, этническими размежеваниями, не сдерживаемыми больше сильной центральной властью, давлением со стороны исламского фундаментализма, иностранными геополитическими аппетитами и пр.) и на каспийском побережье (где ко всем прочим факторам добавляется еще один мощный интерес — нефть). Конечно, не исключены и менее трагические варианты судьбы России как государства. Но, откровенно говоря, чтобы рассматривать их хоть в какой-то степени как равновероятные, оснований слишком мало. Немощь, в которую впала современная Россия, прежде всего ее моральный кризис, отсутствие достойной власти, ее поразительная готовность следовать диктовке из-за границы, не оставляют пока надежд на благополучный исход.

В то время как я отдаю эту рукопись в издательство, в России свирепствует жесточайший политический кризис, угрожающий даже тем слабым росткам демократии и прогресса, которым удалось здесь пробиться. Новые российские бояре, продавшиеся Западу, все теснее сжимают свою хватку. Колоссальные грабежи, осуществленные клептократической олигархией, вылились в ошеломляющий скандал, о котором трубят газеты и телевидение во всем мире. Изоляция и дискредитация Кремля приобрели тотальные размеры и в стране, и за рубежом. Волна терроризма (беспрецедентная по размаху и для России, и для всего мира) обрушилась на российские города, на саму столицу, обернувшись сотнями жертв. В Чечне вновь вспыхнула война.