Русская проза рубежа ХХ–XXI веков - [27]

Установка автора на восприятие читателем текста именно как повествования о действительных событиях реализуется разными способами: в частности, вводятся летописные хронологические марки с точным указанием времени события («на рассвете в один из первых осенних дней года 748 от Рождества Христова»). Причем сходство с летописью усиливается двойной датировкой – от сотворения мира и от Рождества Христова. Соответственно внесюжетные вставки предваряются пометой «давным давно» или «в то время, когда вещая явь была опасной для сна», или традиционным нарративным зачином «был один мудрый бродник». Кроме того, автор несколько раз передает функцию рассказчика героям (Броге, Агатону).

Соединение разнородных элементов в прозе С. Смирнова позволяет говорить о соединении элементов авантюрного и приключенческого романов с историческим. Но все перечисленные приемы доказывают, что роман С. Смирнова – исторический по форме, хотя в нем присутствуют элементы саги, хроники, архаических эпических форм.

Свой вымышленный мир на основе переложений мировой литературы представляет и М. Семенова (Мария Васильевна, р. 1958^. Она избрала форму фэнтези или исторической саги. Обычно периоду создания текста предшествует тщательная подготовительная работа. Как указано в разделе «Фантастическое направление и его своеобразие», она начиналась с подготовки переложений скандинавских саг в рамках программы Р. Погодина, от которых М. Семенова перешла к написанию небольших повестей, где определяла контуры своих будущих героев.

В однотомнике под общим названием «Викинги» объединены произведения разной формы: переложения саги, короткая биографическая история, рассказ о жизни во времена викингов и конунгов. М. Семенова не случайно помещает в конце сборника список литературы, поскольку в ряде случаев выстраивает структуру своих текстов по известной эпической схеме: «Тёмное небо понеслось над самой водой, цепляя верхушки волн. Бешеный ветер нёс пригоршни снега. В снастях выла стая волков. Дочери морского бога Ньорда заглядывали через борта». В другом тексте она использует стилистику исторического повествования (хроники): «Было это в тот год, когда князь Рюрик свалил в бою отбежавшего от Ладоги князя Вадима и кружил белым соколом по широкой словенской земле, походя, с лету разбивая малые отряды, оставшиеся от разгрома несчастливой Вадимовой рати».

Отмечается та же тенденция, что и у С. Смирнова: автор стремится создать собственный мир, но по уже имеющей модели, с привлечением фактического материала и используя авторский домысел. В саге традиционно доминирует повествовательная интонация, предполагающая рассказ о конкретных событиях. Герой постоянно действует, находится в движении, его психологические переживания, чувства, отношения с другими персонажами констатируются, но не поясняются и не раскрываются изнутри. Практически не передаются внутренние монологи героев, что также соответствует нормативной поэтике саги. Со временем данная форма оказалась слишком тесной для М. Семеновой, но выход из ее границ происходил достаточно постепенно.

Приемы хроники и записок объединены в новелле «Два короля». От первой она берет ретроспективный взгляд, а от вторых – форму внутреннего монолога главного героя, обозревающего прошедшие события: «Я снова вижу мои боевые корабли, узкие, стремительные, хищные. Гордо и грозно летят они над тёмно-синей пучиной, и белоснежная пена окутывает поднятые форштевни!

Всё дальше и дальше уходят они от меня… уже без меня».

Подобная эмоциональная оценка в саге невозможна, очевидно, что налицо авторское мировидение, введенное в виде внутреннего монолога героя: «Когда мои корабли шли морем, то казалось – их паруса полосаты оттого, что сам Один вытирал о них меч. И голодные чайки с криком летели над нами, спрашивая, скоро ли на покрасневших волнах снова закачается пища!» В речь героя включены конкретные эпитеты, позволяющие четко представить происходящее, константно обозначающие ситуацию: «голодные чайки», «несмышленая девчонка». Такое мироощущение свойственно человеку более позднего времени.

Встречаются и конкретные описания с похожими конкретизирующими тропами (доминируют эпитеты и сравнения): «Свежий ветер колышет и раскачивает упругие ветви»; «Наверное, ласковые пальцы лучей щекотали тучам бока: тучи краснели и золотились от удовольствия и казались мягкими, как невесомый гагачий пух».

Вне стилистики саги располагаются и вставные романтические истории героев, необходимые М. Семеновой для выстраивания интриги. Таковы, в частности, рассказы о происхождении Арни, который оказывается племянником знаменитого викинга Свана Рыжего, о замужестве матери Хельги, о сыне конунга Харальда.

Повествование М. Семеновой отличается точностью деталей, подробным обозначением обычаев, обрядов, ритуалов, отношений древних народов: «гладил ее русую голову рукой в налипших чешуях» (указание на профессию рыбака), «хотела поехать на его погребальном корабле» («Орлиная круча»)

Автор органично вплетает в него фольклорные мотивы (волшебная рубашка, защищающая героя от стрел), соединяя их с описаниями реальных славянских ритуалов (рубашка, которую невеста дарит жениху перед свадьбой): «Под курткой оказалась рубашка, та самая, тайно скроенная Всеславой – еще небось и лоскут из ворота продевала вовнутрь, отгоняя от жениха порчу да сглаз!.. И дело свое та рубашка, видимо, сделала. Не отвела от него острых мечей, но жизнь удержать все-таки помогла, не разрешила совсем вылететь вон. » («Орлиная круча»). Местами автор чувствует, что лучше не отступать от этнографической точности, включая в повествование практически не измененное описание погребения из древних хроник (Погребальный обряд Красы, «Орлиная круча»).