Русская муза парижской богемы. Маревна - [3]

Богемные нравы Парижа начала XX века были весьма свободными, можно было ходить по улицам в любом, самом немыслимом наряде, делать все, что угодно. Ежегодно весной устраивался бал учеников Художественной академии. Это было необычное, порой весьма шокирующее зрелище. Илья Эренбург в своей трилогии «Люди, годы, жизнь» рассказывает: «…По улицам шествовали голые студенты и натурщицы; на самых скромных были трусики. Однажды испанский художник возле кафе «Ротонда» разделся догола; полицейский его лениво спросил: «Тебе, старина, не холодно?..»

Студенческие балы в Academie des Beux-arts (Академии изобразительных искусств) не всегда заканчивались благополучно. Дешевое вино, наркотики, несдержанность часто приводили к катастрофам. Как-то во время буйного веселья возник пожар, из здания выбежали почти голые, перепачканные сажей и золой люди, они кричали, разбегались в панике кто куда. Ранние прохожие удивленно на них смотрели, но не подавали виду – Париж привык ко всему.

Маревна была свидетельницей того, как молодая художница разделась догола и встала под струи фонтана. «Ничего прелестнее этой сцены я не видала никогда: в золотистом свете восходящего солнца розово-рыжая, с длинными распущенными волосами, бессмертная Венера рождалась в струях вод. Кто-то воскликнул: «Ура красоте, любви и искусству!» Слова подхватили, и они звучали снова и снова», – рассказывала она.

Правда, финал оказался очень грустным: девушка простудилась под ледяными струями и вскоре умерла от воспаления легких.

«LA ROTONDE» – ПРИЮТ ХУДОЖНИКОВ

«Париж фиолетовый, Париж в анилине вставал за окном «Ротонды», – писал Маяковский в 1924 году. Он посетил знаменитое парижское кафе, о котором так много слышал. Здесь, в «Ротонде», Модильяни увидел юную Анну Ахматову, написал ее портрет. Бывали здесь Макс Волошин и Сергей Прокофьев, Клод Дебюсси и Игорь Стравинский.

Парижские кафе… Это не просто место, где можно выпить чашечку кофе. Кафе – неотъемлемый атрибут жизни парижан. Там встречаются друзья, это – своеобразный клуб, где назначают встречи. В маленьких уютных кафе сидят часами и просто разговаривают, пишут стихи, заключают сделки. Почти у каждого парижанина есть «свое» кафе. Строки Ильи Эренбурга: «Я сидел, как всегда, в кафе «Ротонда» на бульваре Монпарнас перед пустой чашкой и ждал, пока придут мои друзья», – абсолютно точно отражали сущность жизни парижской богемы 20-х годов.

Старые парижские кафе могут похвастаться своей историей, знаменитыми посетителями. Но, пожалуй, одно из них имеет самую оглушительную историю, это – легендарная «Le Rotonde» («Ротонда»). Ее адрес – 105 Boulevard de Montparnasse. Это настоящая Мекка для тех, кто хочет увидеть место, где родилась и созрела живопись европейского авангарда.

Минуло вот уже 90 лет с того времени, как толстый и добродушный кабатчик Пьер Либион выкупил маленькое бистро на углу бульваров Распай и Монпарнас. Тогда он и не подозревал, что его приобретение, которое он назвал «Ротонда», станет приютом талантливых людей, поэтов и художников, чьи имена войдут в историю мировой культуры.

В то время анисовая водка стоила пять су, а легкий завтрак – десять. «Папаша Либион», как его называли завсегдатаи, был человеком добрым. Относясь вначале недоверчиво к разношерстной толпе своих посетителей, он впоследствии даже полюбил их. «По крайней мере, с ними не скучно», – говорил он. Монмартр постепенно выходил из моды, художники искали себе новое пристанище. Одним из первых Монпарнас облюбовал Пикассо, за ним потянулись и другие: Шагал, Кандинский, Леже, Брак, Ларионов и Гончарова, Штеренберг, Паскин. Полюбила «Ротонду» и Маревна.

«В холодные, короткие и часто голодные зимние дни мы все околачивались в «Ротонде», – вспоминает она. «Что еще было делать? Куда идти? Сюда приходили все. Нас встречала приветливая улыбка и неизменное: «Как поживаешь, малыш?» папаши Либиона. Мы согревались горячим кофе с croissants, говорили о выставках и об искусстве, которое не исчезало и (вместе с несколькими сумасшедшими покупателями) помогало нам выжить».

Кто только не бывал в «Ротонде»! Ее стены можно выложить мемориальными плитками. Перечисление имен завсегдатаев «Ротонды» повторит страницы энциклопедии истории искусств.

Здесь чернокудрый красавец Амедео Модильяни, одетый в живописные лохмотья, громко декламировал строки из дантовского «Ада». Он делал портреты почти всех посетителей «Ротонды». Для друзей – просто так, на память, для прочих – в обмен на горячий обед или рюмочку перно. Поражала пестрота нарядов, обычаев, акцентов. Японский художник Фуджита выделялся своим домотканым яркокрасным кимоно, Диего Ривера – огромный, бородатый, не расставался со своей знаменитой тростью, украшенной ацтекскими фигурками. Скульптор Цадкин приходил с огромным догом прямо из мастерской, в рабочей спецовке. В самом темном углу всегда можно было встретить Кременя и Сутина. Сутин всегда был угрюм, насторожен, здесь, в «Ротонде», он старался учить французский язык. Можно ли было предположить, что о полотнах невысокого тщедушного иммигранта из еврейского местечка Смиловичи будут мечтать лучшие музеи мира?