Русская модель управления - [114]

Указанный компромисс между системой управления и населением России и является тем самым «общественным договором» между государством и обществом, к заключению которого призывают нас политики, ученые и публицисты. Никакой другой «общественный договор» в нашей стране невозможен, так как соответствующая ниша в общественном сознании уже занята.

Но что может быть улучшено в русском варианте «общественного договора», так это технология его заключения. Согласно действующему испокон веков порядку, «общественный договор» заключается не единовременно и не между двумя сторонами — государством и обществом, а ежедневно и ежечасно между миллионами их представителей: между чиновниками и предпринимателями, между автолюбителями и инспекторами ГИБДД, между судьями и «сторонами по делу» и так далее по каждому конкретному поводу. В ходе переговоров представители государства в каждом отдельном случае идут на нарушение установленных государством идеологических и правовых норм, делают исключение в пользу отдельного представителя общества, то есть временно переходят на другую сторону баррикад.

Так, прораб должен оплачивать труд рабочих по существующим заниженным расценкам, которые не обеспечат даже прожиточного минимума. Однако прораб идет на уступки и приписывает (как правило, небескорыстно)[569] к нарядам выполнение несуществующих работ. Таможенный инспектор «не замечает» несоответствия реального характера груза заявленному в декларации. Например, не видит, что вместо «деталей мебели» (пошлина 5 %) ввозится готовая мебель (пошлина 35 %), а вместо зелени (пошлина 5 %) — цветы (пошлина 25 %)[570]. А если «при действующих запредельных ставках импортных пошлин на многие товары таможня будет скрупулезно выполнять закон, импорт одежды, например, просто прекратится. Что неизбежно приведет к потерям бюджета, да и к социальным волнениям»[571].

Губернаторы и мэры закрывают глаза на неуплату налогов предприятиями. «В результате налоговая конкуренция между регионами проявлялась не столько в снижении законодательно установленных ставок налогов и предоставлении иных официальных льгот по их уплате, сколько в изменении неформального налогового режима. Бизнесу неявно разрешалось не платить все большую часть налогов — как региональных, так и федеральных. При этом речь шла не только о крупных предприятиях, но и о среднем и малом бизнесе. …При всей ее глобальной неэффективности подобная система долгое время устраивала основных действующих лиц — как во власти, так и в бизнесе. Причем для нормального губернатора, заботящегося о нуждах своего региона, это было рациональное поведение»[572].

В этом и состоит историческая миссия чиновников в России (чиновников в широком смысле, включая сюда и судей, и менеджеров госпредприятий, и депутатов, и сотрудников силовых структур) — быть буфером, преобразовывать невыполнимые государственные законы и правила в выполнимые и приемлемые. А недавнее становление парламентской демократии позволило влиять и на сами законы, делая их более благоприятными для определенных субъектов хозяйственной деятельности.

Коммерциализация лоббистской деятельности привела к тому, что «за исторически ничтожный срок российский парламент превратился из дискуссионного клуба в лоббистскую суперкомпанию. Политическая конфигурация Государственной думы становится все более размытой, идеологические различия между партиями исчезают. Подавляющее большинство депутатов третьего созыва представляют самые разнообразные интересы, причем интересы их собственных избирателей среди приоритетных чаще всего не фигурируют»[573].

«Подавляющее число законов, принятых на разных уровнях власти за последнее время, выгодны лишь одной стороне — законодателю или тем, кто за ним стоит. Любые организации, инициирующие принятие новых норм, преследуют исключительно групповые цели и не заботятся о „потребителях“ институциональной продукции. Попробуйте заполнить многостраничную налоговую декларацию, предназначенную для рядовых налогоплательщиков, попробуйте дотошно соблюдать правила дорожного движения… Обществу грозит паралич из-за невозможности соблюдения законов»[574].

В таких условия вбзяточничество становится не только неизбежным, но и общественно необходимым явлением, без которого обшество не смогло бы функционировать. На микроуровне взятка выступает, во-первых, как плата за принимаемый чиновником должностной риск, во-вторых, как справедливая компенсация усилий и затрат, понесенных чиновником на пути к должности, дающей «право на взятку»; на макроуровне — как затраты на воспроизводство так называемых «общественных благ» (public goods).

Естественно, западным предпринимателям, не понимающим нашей специфики взаимоотношений с государством и при этом пытающимся заниматься бизнесом в России, приходится туго. «Ваши экологические законы и всякие нормы… — они строже законов самого Господа Бога! Это идиотские законы. Их нельзя выполнить. …Советский социализм пал, а система норм и согласований советского времени осталась», — возмущается один из них[575].

Если бы чиновничество было просто паразитом на теле страны, как полагало и полагает большинство соотечественников, а взятки были бы только вычетом из «общественного пирога» наподобие ущерба от саранчи, то чиновники не просуществовали бы столько веков в качестве ведущего класса общества. При очередном повороте истории их давно бы выбросили на свалку (что неоднократно пытались сделать при самых разных правителях). На самом деле сложившаяся в России система управления, да и весь уклад жизни, предполагает наличие коррумпированного посредника между государством и населением. Уместно вспомнить так называемое правило № 1 M. М. Сперанского, отца русской бюрократии в ее современном виде: «Ни одно государственное установление не должно быть прописано так, чтобы его можно было применять без прямого участия чиновника».