Русская мелодия - [6]

1. Повидавши разгром природы на Урале, гибель деревни в средней России и наблюдая варварское, колониальное отношение к природе, земле и богатствам Великой, богатейшей страны под названием Сибирь, с горьким недоумением глядевший в погибшие воды рек Европы — Эльбы, Рейна, Сены, я никакого оптимизма насчет будущего земли высказать не могу, хотя и рад бы. По этой же причине не верю и в мировую гармонию, тем более достижение ее посредством научно-технической революции. То, что мы именуем гармонией, вообще недостижимо при таком хозяине Земли, как хомо сапиенс, существе, на мой взгляд, лишь во взлетах отдельных гениев и мыслителей, доказавших, что он мог бы образумить варваров словом, искусством, мыслью, но, увы, на одного мыслящего и трудового человека во все века наваливались тучи кровожадных насильников, дармоедов, лжецов, и они в конце концов добились своего, растоптали святое, реалистическое искусство, надругались над словом, над здравым смыслом, с приплясом, визгом, хохотом двигаются ко краю пропасти.

Мне иногда кажется, что человек занял чье-то место на земле. Сожрал на ходу того, кому была предназначена эта прекрасная планета, и даже не заметил этого. Не верю, не хочу верить, чтобы такие дивные и беззащитные цветы, деревья, животные предназначены были для того, чтоб тупое существо растаптывало их, сжигало, обхаркивало, заваливало дерьмом.

2. Взаимоотношение экономики и экологии в том виде, в каком их «изготовил» человек — несовместимы, как гений и злодейство. Примирение их? Не Вам, живущим рядом с Чернобылем, задавать такие благодушные, если не безответственные вопросы.

3. Не знаю. Уже не шаги нужны, а целый переворот в сознании человека, в его взаимоотношениях с природой-матерью.

4. В этом веке человеку уже не остановить бешеного, нахрапистого и расхристанного наступления на природу. Но преуменьшить зло возможно, начав вместе с разрушением лечение Земли и неба. Спастись и спасти будущее планеты и людей возможно простым и всем доступным способом — уже сейчас, с детского садика начавши воспитание детей по законам созидания, а не разрушения, и с самого раннего возраста повседневного, постоянного общения детей с природой, для чего необходимы уроки природоведения везде и всюду, и непременного участия детей в восстановительной работе по всей земле, приобщения к крестьянскому труду. Война и воины ничего, кроме зла и хаоса, на земле не сотворили, и солдата с ружьем, человека с топором должен заменить труженик с лопатой, молотком и саженцем в руках, Иначе — гибель всем и всему.

5. Роль культуры? А что Вы имеете в виду? Какая может быть культура с таким всеобщим низким сознанием, с таким агрессивным характером человечества? Может быть, поменьше сочинять лжи и таким образом меньше будет истребляться лесов на бумагу, меньше малевать псевдо-живописных полотен, не снимать пустопорожних кинофильмов и таким путем экономить шерсть ценных животных, употребляемую на кисти, масло, серебро, золото и прочие редкие материалы.

6. Каждому человеку пора садить, а не рубить; строить, охранять, спасать, а не болтать всуе о спасении земных ценностей, самой земли, как и о гибели ее.

7. Я уже давно не беру в руки ружье.

_19.1.88 г.

С карабином против прогресса

I

Прошлым летом я проплыл по Енисею от Красноярска до Диксона. Поездка на комфортабельном туристском корабле дивная, однако совершенно бездеятельная, и это не для меня. Но если нет дела ногам и рукам, глаза-то видят, ухо слышит, память работает.

И светло, и грустно было у меня на душе. Первый раз в северную сторону я плыл на пароходе «Ян Рудзутак», который и до того, и после переименовывался еще не раз, дни свои окончил под именем «Мария Ульянова». Говорят, что какую-то часть пути по Енисею в проклятую царскую ссылку Ленин проделал на этом пароходе, в отдельной каюте, на корабельной койке с простынями. В годы великих строек на этом же судне, как свидетельствуют бывшие многочисленные советские невольники, и в частности старейший наш писатель Олег Волков, — «человеческий материал», в том числе и политзаключенных, возили уже насыпью в железных трюмах, пропахших соленой рыбой, и, случалось, трусливый конвой до самой далекой Дудинки, расположенной на высоком и воистину «диком бреге», не выпускал подконвойных на воздух — крут замкнулся, но «Ульяновы» везли нас в разные стороны.

В ту пору «Ян Рудзутак» отапливался дровами, и был он весьма прожорлив: сутки шел, полторы забивался дровами, так что времени полюбоваться природой и ознакомиться с жизнью северной стороны было вдосталь.

Увы, тогда, в середине тридцатых годов, северные приенисейские земли выглядели более обжито и возбужденно, нежели нынче. А вот горевать об этом или радоваться этому — я не знаю.

В последние годы, во времена величайших парадоксов или катаклизмов одно из любимых ныне обиходных словечек — порой уже черное выглядит белым, безнравственное нравственным и наоборот. Не раз и не два за рубежом показывали мне магазины и музеи, забитые нашими духовными ценностями. В вашингтонской картинной галерее директорша крупнейшего нашего достославнейшего музея показывала мне целые залы, заполненные бесценными русскими иконами, картинами, прикладными видами искусств и, горюя, заключила: «Плакать бы надо, а я хоть и не радуюсь, но мирюсь с этим здесь все это бесценное добро сохранится для человечества, а у нас? Вы бы заглянули в наши запасники…»