Русская литературная усадьба - [23]

Друзья, которых Пушкин бранил год назад, советовали ему воспользоваться благоприятным моментом после завершения следствия по делу декабристов и вновь напомнить о себе правительству. В мае 1826 года Пушкин в Пскове дал подписку о непринадлежности к тайному обществу и, возможно, одновременно направил прошение Николаю I о позволении уехать или в Москву, или в Петербург, или за границу для лечения. Причиной расстроенного здоровья был назван по-прежнему аневризм. Конечно, с точки зрения бюрократической формалистики это был единственно правильный путь. Однако вопрос о возвращении Пушкина из ссылки уже рассматривался. В Псковскую губернию был командирован тайный агент полиции А. К. Бошняк (известный ботаник), целью которого было выяснить, нет ли за Пушкиным «поступков, клонящихся к возбуждению вольности крестьян». Ничего подобного, к счастью, Бошняк не обнаружил. Занимаясь научными изысканиями, он одновременно расспрашивал всех, кого можно, о Пушкине. На его вопросы игумен Святогорского монастыря Иона ответил, что поэт «ни во что не мешается и живет как красная девка». По единодушному отзыву простолюдинов, Пушкин — «отлично добрый барин», обожаемый своими крестьянами. Чиновничество было более сдержанным, но резюме их слов сводилось к тому, что Пушкин — краснобай, возводящий на себя небылицы и старательно культивирующий свои странности; никакой опасности для «законного правления» он представлять не может. В таком духе Бошняк и представил свой доклад.

Об отъезде Пушкина из Михайловского вспоминает М. И. Осипова: «1-го или 2-го сентября 1826 года Пушкин был у нас; погода стояла прекрасная, мы долго гуляли; Пушкин был особенно весел. Часу в 11-м вечера сестры и я проводили Александра Сергеевича по дороге Михайловское…

Вдруг рано на рассвете является к нам Арина Родионовна, няня Пушкина… На этот раз она прибежала вся запыхавшись; седые волосы ее беспорядочными космами спадали на лицо и плечи; бедная няня плакала навзрыд. Из расспросов ее оказалось, что вчера вечером, незадолго до прихода Александра Сергеевича в Михайловское прискакал какой-то — не то офицер, не то солдат (впоследствии оказался фельдъегерь). Он объявил Пушкину повеление немедленно ехать с ним в Москву. Пушкин успел только взять деньги, накинуть шинель и через полчаса его уже не было»[49].

Дата неверная; на самом деле Пушкин уехал из Михайловского в ночь с 3 на 4 сентября.

В Москве Пушкина сразу же принял Николай I. Царь не скрывал, что он говорил с «умнейшим человеком в России» (его собственные слова), но одновременно заметил, что за Пушкиным нужен глаз да глаз. В литературных кругах Пушкина встретили с распростертыми объятиями. Слухи о милостивом отношении Николая I к поэту сделали его желанным гостем также и в московских гостиных. Москва, шумно и не заглядывая в будущее, праздновала коронационные торжества. В конце концов Пушкин устал от бурного хлебосольства «старой столицы» и в октябре на месяц возвратился в «свою избу» в Михайловском.

Крестьяне радостно встретили своего барина, и это по-настоящему растрогало Пушкина. Он писал Вяземскому: «Деревня мне пришла как-то по сердцу. Есть какое-то поэтическое наслаждение возвратиться вольным в покинутую тюрьму. Ты знаешь, что я не корчу чувствительность, но встреча моей дворни, хамов и моей няни — ей-богу приятнее щекотит сердце, чем слава, наслаждения самолюбия, рассеянности и пр. Няня моя уморительна. Вообрази, что 70-ти лет она выучила наизусть новую молитву о умилении сердца владыки и укрощении духа его свирепости, молитвы, вероятно, сочиненной при царе Иване. Теперь у ней попы дерут молебен и мешают мне заниматься делом»[50].

«Делом» были отнюдь не стихи, а «презренная проза». По заданию царя Пушкин написал записку «О народном воспитании». Официальный заказ поставил его в затруднительное положение, но он решил (как сам выразился в разговоре с Вульфом) «не пропускать такого случая, чтобы сделать добро». Пушкин едко отозвался о системе домашнего воспитания, когда «ребенок окружен одними холопями, видит одни гнусные примеры, своевольничает или рабствует, не получает никаких понятий о справедливости, о взаимных отношениях людей, об истинной чести». Среди предлагаемых им мер было также уничтожение в учебных заведениях унизительных телесных наказаний. Кроме того, Пушкин писал, что русскую историю необходимо преподавать по Карамзину. Николаю I кое-что понравилось из пушкинских рассуждений, но в целом он остался недоволен. Бенкендорф передал Пушкину его слова, что на первое место должно ставить «нравственность, прилежание, служение, усердие» — и именно это следует сделать предметом народного воспитания.

В следующем году Пушкин уединился в Михайловском на целых два месяца. На этот раз он серьезно занялся прозой. Его первым опытом стал незаконченный роман «Арап Петра Великого». Характерно, что старый замысел стал воплощаться

В деревне, где Петра питомец,

Царей, цариц любимый раб

И их забытый однодомец,

Скрывался прадед мой арап,

Где, позабыв Елизаветы

И двор, и пышные обеты,

Под сенью липовых аллей

Он думал в охлаждены лета

О дальней Африке своей.