Русская критика - [19]

Но на протяжении всего XX века сохранялся личный патриотизм: одни после 1917 года навсегда увозили с собой в эмиграцию свою Россию, другие с верой и самоотдачей строили на родине новую Россию. Но вот с официальным, то есть общественным патриотизмом все обстояло гораздо сложнее. Наверное, как в 1917, так и в 1991 году «критика действительности», то есть разрушительные тенденции преобладали над созидательными началами. Критика ближайшей (советской) истории, как и всей исторической судьбы России, велась в последнее время непрерывно, неустанно и регулярно. Критика, естественно, нужна — нужна ради правды, постоянного очищения наростов кривды от истины. Но если эта критика непрерывна и длительна во времени, то неизбежно (что с нами и случилось) любовь к родине начинает убывать, глохнуть, гнить и плесневеть как колодец, в котором никто годами не черпает воды. Происходит процесс «охлаждения патриотизма».

Если так упорно долдонили в перестройку о том, что литература у нас не великая, история — пособие для неудачников, кино — лакировочное, песни — ложные, если целое поколение только это и слышало, то почему бы не увлечься со всей страстью мексиканскими сериалами, американским «передовым» кино, европейскими формами антиискусства, путешествиями (пусть виртуальными) в чужие, всегда такие чистые, сытые и веселые, земли? В конце-то концов, почему бы русскому, живущему в вечно негативной социо-культурной среде, не полюбить Испанию или Китай?

Вот и еще ниже упал градус патриотизма, приближаясь к критически низкой температуре. И тогда не стало жаль страны, имя которой Россия, — почему бы ее тогда и не грабить? Согласитесь, что после 1991 года нам всем предложили ее «немножечко» пограбить, а за спиной нас, повязанных этой возможностью, стояли люди, грабившие Россию уже всерьез и надолго.

Патриотизм оказался на точке замерзания. Большинство, как и не трудно было предположить, оказалось у разбитого корыта. Отчаяние и кромешная бедность опять воззвали: «Это всё Рассеюшка! Мы — рабский народ, нет в нас ничего государственного!» Тогда на нас пошли воевать, взрывать наши дома, самолеты, убивать наших детей.

Сегодня мы начинаем понимать, что позиция отрицателей любой формы государственности России слепа и однобока. Старые патриоты (общественные деятели, руководители партии) должны были находить в себе силы любить несчастную, пребывающую в смуте, Россию. Разве мать, у которой болен ребенок, бросит его и пойдет в гости? Уже в ажиотаже перестройки не видели, что перед ними не новорожденная Россия, которой год-два, и которую надо «воспитывать и ставить в угол», а Россия тысячелетняя. Не «новая Россия», о которой нам все уши протрубили, а многовековое великое государство. И отказаться от любви к нему, как и вести в сторону ненависти к государству всю страну — это, значит, совершить безумный поступок, последствия которого сейчас мы пожинаем в жутком облике интертеррора, для которого «нет отечества и нет национальности», по оценке все тех же СМИ. А если это так, то логично задать такие вопросы: стоило ли так «глушить» русский патриотизм, как прежде глушили «Голос Америки», и хороша ли эта — вненациональная и внеотеческая жизнь?

Мы только-только начинаем делать первые шаги по утверждению государственного патриотизма. Он был всегда и должен быть всегда: и любителям необузданных и безответственных свобод с этим все же придется смириться. Сам по себе официальный патриотизм может быть тогда состоятельным, то есть внутри себя оправданным, когда наполнится не словами, а делами — тогда никто не будет спрашивать: «За что мне любить Россию? Как мне ее любить, если мне в России нечем гордиться?» Сейчас не только от политиков, но и от СМИ будет зависеть — станет ли официальный патриотизм фальшивым и вынужденным, заискивающим и выгодным или все-таки он будет принят, подхвачен нашим народом.

Нельзя принять закон, по которому бы в России утверждался патриотизм и насаждалась любовь к Отечеству. Ни любовь, ни патриотизм никаким законом или высочайшим указом не назначишь. Но начинать восстанавливать фундамент для этого великого чувства еще не поздно. Еще далеко не для всех родина — «уродина» и чужбина. Любить Россию все еще есть кому.

***

Неужели снова наша интеллигенция будет ждать «объединения сверху», негативный опыт которого еще так всем памятен или «делать березовую революцию», плоды которой ей явно не достанутся? Неужели не будет преодолена опасность «объединения» ради еще большей эксплуатации России и ее культуры?

2005 г.

А вы просо сеяли? А мы просо вытопчем!

Ответ г-ну Кириллову на статью «Привыкание к “не-жизни”»

(«День литературы» № 3, 2001)

И все же… Все же ни малейшего права не имел рецензент Кириллов писать эту статью о Валентине Григорьевиче Распутине. Разумеется, речь идет не о «правах человека» Кириллова, а о этическом праве издания, котороедержит курс на маргинальную свадьбу «красны» и «белых», отвязанные либералов и развязных патриотов, делать «выволочку» Валентину Распутину за появление его книги в «Вагриусе». «Вагриус»-де либерален, подл, так как будет использовать имя писателя в своих коньюктурных (для имиджа) целях… А совсем недавно Распутину так же выговаривали за согласие на получение литературной премии фонда А.И.Солженицына. А чуть прежде Распутину ставили на вид, что его прозутак часто переводят и издают за границей потому, что он темень русской жизни выводит в своих произведениях и это тоже выгодно врагам Отечества… И вот сегодня рецензент снова проявляет бдительную озабоченность, обращая внимание «всех» на то обстоятельство, что Распутина включают «в созданный неведомыми проектировщиками новый пейзаж русской литературы». Вот ведь подлость какая! «День литературы» все забегает на поле «нового пейзажа новых проектировщиков» (то одних затянет к себе, то других), а его эти же самые проектировщики решительно не замечают. И никаких «компенсаций» не дают. А этот, «не закаленный моралью» последних лет, писатель сидит себе по полгода в Сибире, а все равно учитывается в «новом пейзаже»!