Русская красавица - [24]

— Он спросил, можно ли что-нибудь сделать с кожей, покрытой язвами и сыпью, — сказал Вадим. — Я, естественно, посоветовал обратиться к дерматологу. Мол, если ваша кобыла запаршивела, ее нужно вести к ветеринару, а не укутывать ее пудру и румяна. Шила, мол, в мешке не утаишь.

Похоже, мнение специалиста, каковым Оболенский считал Юрика, оказало благотворное влияние. Вадим Владимирович пробормотал, что уже принял соответствующие меры. А тебе просил передать, что насчет Кустодиевой нужно обращаться не к нему. К его великому сожалению, он был вынужден спешно продать все права на «мисс Россию» немецкой парфюмерной фирме. Впрочем, он сказал, что сам сообщит тебе обо всем по телефону.

— Ни о какой немецкой парфюмерной фирме он мне не говорил!

— Наверное, сделка хранится в секрете, — пожал плечами Юрик. — Я так понял, что немцы сильно лопухнулись — купили кота в мешке. С Кустодиевой что-то не в порядке — может, ветрянка, может, еще какую заразу подхватила. Что-то с кожей… Не знаю. Но теперь «мисс Россия» нефотогенична. И это, скорее всего, надолго. Иначе Оболенский не спешил бы так резво от нее избавиться. Бизнес есть бизнес. Бедная девочка! Но мне почему-то ее нисколько не жаль.

— Мне почему-то тоже. — Измайлова вспомнила надменный взгляд Кустодиевой. — Дальше-то что было?

— А дальше, любопытная моя, началось нечто потрясающее! Собственно, поэтому я к тебе и заглянул…

Юрик явно заволновался, глаза его заблестели, он начал спотыкаться на каждом слове, будто не находил достаточно точных сравнений.

— Не знаю, как и сказать… Короче говоря, девчонка Моховчука, та, в которую он томагавки бросал… Я думал, она так — дешевка… Но фигура у нее неплохая, должен признать. И в целом она — даже очень… Так вот. Представляешь, пока мы точили лясы с Оболенским, эта девчонка притащила плетеную корзину. Музыканты за сценой повели мелодию «Пожар над Дели», а подруга сбросила крышку с корзины и начала вокруг нее песни петь да танцевать. Мы смотрим — ничего не понимаем. Но тут из корзины вдруг поднимается голова здоровенной зверюги, надувается капюшон с этаким характерным рисунком очков… Мы с Оболенским просто ахнули — королевская кобра!

Аня поежилась. Она панически боялась мышей, крыс и особенно змей. Это был инстинктивный страх, не имеющий ни корней в прошлом, ни оснований в настоящем: Аня не посещала серпентарий и в лес, а тем более в индийские джунгли не собиралась. Но в кошмарных снах ей иногда снились клубки змей, и потому достаточно было даже простого упоминания об этих тварях, чтобы ей стало дурно.

А Юрик, не замечая побледневшего лица Измайловой, продолжал свой рассказ. Он говорил взахлеб, восторженно, самозабвенно, размахивая руками. Видно, номер со змеей основательно потряс его воображение. Даже речь его изменилась: посыпались образные сравнения, метафоры, характерные детали, точные формулировки…

— …Девка танцует, звенит бубенцами на запястьях и щиколотках, а я ее даже не вижу. В глазах только это чудовище. Жуть! Подняла голову из корзины почти на метр и начала раскачиваться. Тоже, значит, танцует. Мы с Оболенским как завороженные подошли ближе. А глаза у этой твари — лед. Круглые, немигающие, с вертикальным зрачком… Смотрят холодно — прямо мороз по спине. А потом кобра перестала раскачиваться, замерла, как изваяние, и только на мгновение из пасти показывался раздвоенный язычок, трепетал, как мотылек, и тут же исчезал. Это было ужасно!..

Щеки у Юрика раскраснелись, и это было заметно даже сквозь румяна. Будто и не ужасался он кошмарным зрелищем, а пел романтическую балладу. «Чудно, — подумала Аня. — Непонятна натура человеческая. Казалось, знаешь человека тысячу лет, а потом оказывается, что он для тебя по-прежнему тайна за семью печатями. Например, Юрик. Ведь он не переносит страданий, грубости, крови. Натура нежная, тонкая нервная ткань… А оказывается, восхищают его темные страхи, он стремится к смертельным опасностям с таким же отчаянием, как и к изысканным наслаждениям. Наверное, будь в моде публичные казни, он стоял бы в первых рядах, жадно пялил глаза, вытягивал шею, чтобы получше рассмотреть сцены страдания, испытывая трепещущую радость при виде смерти. И это зрелище заставляло бы его вздрагивать от приятного ужаса».

—..А. она продолжала кружиться вокруг этой гадины, совсем близко, всего в полуметре, почти обнаженная!.. Ее гладкая, атласная кожа и стальной блеск змеиной чешуи — рядом. Оторваться было невозможно. Это был гипноз. Все исчезло: корабль, проблемы, звуки… Остались только девушка и змея. Вечная тема! Помнишь историю об изгнании из Эдема?.. Одно меня интересует: вырваны у змеи ядовитые зубы или нет?..

Из-под кресла, на котором сидела Аня, донесся какой-то стук, скрежет. Она не обратила на это внимания — была поглощена рассказом Юрика. Таким возбужденным и вдохновенным она видела его впервые.

— …А потом по знаку Моховчука музыка вдруг остановилась, и стало тихо-тихо. Представляешь?! В зале было около пятидесяти человек — и ни звука. Даже слышно было, как бьется муха об иллюминатор. З-з-з, бум… З-з-з, бум… И в этой могильной тишине Оля вдруг склонилась над коброй и поцеловала ее! В одно мгновение! Быстрее, чем змеиный бросок! И тут же отпрянула от ответного поцелуя. У меня душа в пятки ушла! Точно! Прямо в пятки! Я теперь знаю, что это такое!.. Думаю, что и Оболенский знает.