Русская колонизация - [52]

Несмотря на то, что внутренние пространства Московского государства были редко населены, очевидно, не было недостатка в людях, которые удалялись из внутренних областей на окраины и заселяли их. На окраины влекло русского человека большее плодородие почвы, не истощенное в такой степени земледелием, как внутри государства, более богатые угодья, рыбные, пчелиные, звериные, но чаще всего нужда, невозможность выполнить государственные и частные обязательства, угнетение со стороны властей и земледельцев, и, наконец, преступления.

До начала XVII в. русское население расселялось в том районе Казанского царства, который с юга защищался Тетюшской засекой и рекой Камой со стоявшими на ней городами и острогами. В XVII в. русское население понемногу стало проникать южнее этой линии. Монастыри и в данном случае являлись пионерами русской колонизации. Преображенский Казанский монастырь, получив во владение рыбные ловли за Камой (в реке Чертыне, Красном озере и других водах), завел около этих ловель двор, в котором жили, переменяясь по очереди, старцы монастыря и монастырские детеныши. Это было в самом начале XVII в. Несколько позже на этом месте возникает целый монастырский поселок, в котором строится церковь и поселяется на жительство около 30 человек старцев и служек. Обитатели поселка не только ловят рыбу, но и пашню пашут, и сено косят. Неподалеку возникает монастырская деревня, где, по писцовым книгам, мы видим особого монастырского приказчика, несколько крестьянских и бобыльских дворов, пашни и перелоги. Другой монастырь – Троицкий Елабужский – в 1688 г. выпрашивает себе землю по р. Зае и Ветке с сенными покосами и рыбными ловлями, уже с прямым намерением заселить эту землю крестьянами. По следам монастырей за Каму потянулись и крестьяне из соседних местностей Казанского уезда и стали основывать за Камой новые поселки, так, например, в двадцатых годах XVII столетия в дворцовом селе Елабуге составилась артель из «новых крестьян елабужан», которые решили, перейдя реку, поселиться «подле Камы-реки на Уфимской стороне». Эти крестьяне образовали селение Чалну на реке того же имени, недалеко от впадения ее в Каму. В сороковых годах XVII столетия около этого селения было уже восемь деревень и два починка, основанных крестьянами села Чалны, которое явилось, таким образом, рассадником целой группы колоний.

Какие же причины манили за Каму русских людей, недавно поселившихся в Казанском царстве? Ответ на это дают писцовые книги. Оказывается, что за время, прошедшее между первой описью Казанского царства в 60-х годах XVI столетия, и описью, произведенной в конце первой четверти XVII столетия, производительность земель в некоторых местах Казанского уезда понизилась. Те земли, которые прежде обозначались «добрыми», в писцовых книгах XVII столетия называются уже «средними», а иногда и «худыми». Очевидно, что эти земли за известное время «выпахались». Кроме того, в странах севернее Казанского уезда земледелие велось вообще при неблагоприятных условиях. В 30-х годах XVII столетия жители Пермского края докладывали царю: «а у них де Пермич место подкаменное, студеное, хлеб не родится, побивает мороз по вся годы, а от наших (царских) денежных сборов… и от хлебного недороду они Пермичи обнищали, и одолжали великими долги и врозь разбрелись по льготным местам»[106]. При таких обстоятельствах русские поселенцы, переселившиеся за Каму, не могли чувствовать недостатка в товарищах, являвшихся для эксплуатации еще не тронутого пахотой чернозема и богатых угодий в здешних лесах и лугах. Таким образом, в данном случае мы сталкиваемся опять с той же причиной разброда русского населения, на которую я указывал вам в свое время и которая состояла в царившей тогда системе сельского хозяйства, рассчитанной не на удобрение, а на распахивание нови.

Заселение закамских земель в первые три десятилетия XVII в. происходило при внешних благоприятных условиях. Ногайцы, которые по летам прикочевывали к Каме из прикаспийских степей, благодаря умелой и ловкой политике московского правительства при Грозном и Федоре Ивановиче постепенно приведены были в зависимость от Москвы. В начале XVII в. они уже отдавали в Астрахани русским воеводам в «аманты лутчих людей» своих, которые содержались там на закладном дворе как залог покорности ногаев московскому правительству. Кроме того, Ногайская орда сильно уменьшалась количественно, отчасти вследствие внутренних усобиц, отчасти вследствие голода. Русский посол, гостивший в Ногайской орде между 1552 и 1556 гг., писал оттуда царю: «ногаи, государь, изводятца, людей добрых у них мало, да голодни необычно и пеши ногаи, много с голоду людей мрет, а друг другу не верят меж себя и родные братья. Земля, государь, их пропала: друг друга грабят». Сам князь ногайский Измаил в то же время писал царю: «а мы года уже три-четыри многим волнением отбыли, есмя животов и лошадей и одежи… Анаши улусы оголодали и т. д.». Ногаи стали выпрашивать себе у московского правительства даже хлеба и денег на пропитание. При таких условиях они перестали быть опасными соседями, и русское население, пользуясь этим, вышло за линию укреплений и стало понемногу продвигаться на юг, по степному чернозему, расстилавшемуся вперемежку с лесами за Камой.