Русская фэнтези 2011 - [133]

— Пф! — пренебрежительно выдохнул Кучум.

Поток воздуха из его пасти сдул Сцеволу, задремавшего у меня на плече, и пощекотал волосы на шее. Дыхание буратины пахло свежими опилками.

— Что фыркаешь, как конь? — Я подставила кувыркающемуся в воздухе дымкролику ладошку. — Испугался?

— Вот еще. Чего бояться-то? Далеко твой жук не уползет.

— А кто его задержит? Может, у тебя в башке дятел живет?

— Дятла нету, а человечек есть. Мальчик-с-пальчик. С мухобойкой. Как раз на такой случай.

— Во ты врать здоров! — восхитилась я. — Думаешь, если с ребенком беседуешь, так можно всякие небылицы плести? Да мне точно известно, что внутри у буратин. Никаких человечков, одни шестерни, тяги и ремни. И чуточку целлюлозных мозгов.

— Не хочешь, не верь. — Кучум пожал глыбообразным плечом и мечтательно добавил: — А вот как раз ремень сейчас не помешал бы. Хар-роший такой солдатский ремешок. Ну ладно, это дело мы отложим на недельку, до возвращения родителей. — Он поднялся на ноги, да так плавно, что я даже не покачнулась. — Будем надеяться, что мальчики постесняются рассказать, как их поколотила белая девчонка. Идем домой, пока Глаша не забеспокоилась.

— Идем, — согласилась я.

Дома я до самого вечера вела себя тише воды, ниже травы. Покорно кушала что дадут, занималась уроками, сколько полагается, телик выключила по первому требованию Трофима Денисовича. В постель легла ровно без четверти десять! Сцевола, как водится, начал скакать по кровати, но я его не поддержала. Он от изумления полиловел и спрятался среди игрушек.

Мне не спалось. Я лежала и фантазировала. Представляла то серебристый свадебный цеппеллин, торжественно проплывающий над цветущими мандариновыми плантациями Приамурья — внутри гондолы повзрослевшая Виктория и какой-то высокий и стройный юноша с развевающимися черными волосами. То себя теперешнюю с альпенштоком, мужественно заглядывающую в самое жерло Толбачека. То спускающуюся с неба гигантскую летучую тарелку, в которую садятся Наши Новые Соседи, чтобы навсегда улететь в другую галактику.

Около половины одиннадцатого в окне нарисовалась гигантская морда Кучума. В уголке рта была зажата кувшинка, с рогов свешивались пряди водорослей. Сначала буратино вел себя тихо, но, разглядев, что я не сплю, запыхтел.

— Это тебе, Виктория, — пробормотал он, не разжимая похожих на толстенные доски губ. Получилось что-то вроде «эо ее иоия».

Я прыснула, соскочила с кровати, взяла кувшинку и неожиданно для себя чмокнула его в пахнущий влажным деревом нос. Кучум со стуком моргнул зелеными глазами и пожелал мне покойных снов.

Разбудил меня шум. Очень неприятный шум. Как будто во дворе что-то рубили, ломали. Потом зазвенело бьющееся стекло, и скрипучий голос Трофима Денисовича умоляюще воскликнул:

— Прекратите!

Ответом ему был дикий визг множества глоток. Снова зазвенело стекло, и почти сразу по потолку спальни загуляли отсветы пламени. Я соскочила с кровати, на цыпочках подбежала к окну и осторожно выглянула. По двору метались полуголые, блестящие от пота люди. Черные. В руках у некоторых были факелы, у других — большущие ножи-мачете. Двое обладателей мачете с хохотом рубили застывшего в нелепой позе Трофима Денисовича. Садовник был буратино старой конструкции, полностью дубовый, и работа у них продвигалась медленно.

Меня затрясло. Больше от ярости, чем от страха. Добраться до маминой комнаты и вскрыть оружейный шкаф было делом одной минуты. Когда я выскочила в коридор, волоча тяжеленную двустволку, туда же вывалились из кухни два заливисто ржущих Наших Новых Соседа. Тумаками и пинками они гнали перед собой Глашу. Левая рука у нее была сильно обуглена, правая болталась на какой-то веревочке.

— А ну, отойдите от нее, — приказала я.

— Ай-ай-ай, какайя плёхайя ребенк’а! — заверещал худой как скелет негр с непропорционально огромной головой. — Сначала биля палком маленьких Олубару, чичас хочешь стреляйть больших Олубару? Олубару будет наказывать плохайя белайя расистк’а. — Он, вихляясь, двинулся ко мне.

— Наказалку подрасти, — процедила я и потянула спусковые крючки. Оба враз.

Отдача выворотила ружье из рук.

Большеголовый Олубару молчком рухнул на пол. Одной ноги ниже колена у него попросту не стало. Другой Наш Новый Сосед исчез так стремительно, что я не успела заметить, в каком направлении. Да мне и не до того было — мозжащими пальцами я перезаряжала двустволку.

— Виктория, — проговорила вдруг строгим голосом Глаша. — А ну-ка, немедленно отнеси ружье на место. Тебе нельзя…

Обогнув бормочущую деревянную дуру, я выскочила во двор. Изрубленного Трофима Денисовича как раз закончили поливать какой-то маслянистой жидкостью. Мелкий негр, наверно, мальчишка, ткнул в него факелом. Садовник вспыхнул — сразу весь. Я с натугой подняла тяжелые ружейные стволы, положила на перила лестницы, прицелилась.

Тут-то мне и засветили по затылку.

Самым лучшим было бы, если б я от удара потеряла сознание и не видела всего ужаса превращения нашей прекрасной столетней усадьбы в хлам и головешки. Но голова моя оказалась чересчур крепкой, поэтому я лежала, завернутая в портьеру, и видела такие ужасы, о которых нельзя даже помыслить одиннадцатилетней девочке, любящей свой дом. А еще я думала о Кучуме. Думала нехорошо. Куда девался он, такой огромный и сильный, умеющий сражаться с дикими зверями и ворочать неподъемные тяжести, в то время когда нужен больше всего? Я знала, конечно, что ни один буратино не способен причинить вред человеку, но ведь расшвырять-то черных громил, прогнать прочь — хотя бы оглушительным ревом — он мог бы? А он струсил. Удрал.