Русская доктрина - [18]

.

Факт, что именно Восточный Рим на протяжении тысячелетнего периода осуществляла миссию global state (мирового государства), до сих пор неоправданно замалчивается. Причины разные: неизжитый европейским сознанием комплекс ущербности перед метрополией, вина за участие в ее ослаблении, наконец, ревность папского престола, способствовавшего распространению легенды о Византии как распущенной и коварной восточной деспотии.

Между тем цивилизационная функция Царьграда далеко не исчерпана, хотя бы потому, что именно ее наличие служит фундаментом универсальности современного мира, ойкумены, если выражаться языком греков. Этот фундамент получил в средневековой мысли наименование Катехона[6], “удерживающего”, и для того, чтобы интерпретировать его сегодня, следует адекватно перевести теологические формулировки средневековья в социально-политические термины.

Если обратиться к историософии, начиная с Оригена и заканчивая отцом Сергием Булгаковым, мы обнаружим разные попытки обозначить одну и ту же функцию Римского государства, которое получило новое качество, став христианским в эпоху Константина.

Кто-то понимает сейчас под Катехоном исключительно православное царство. Однако на тот момент, когда апостол Павел впервые употребил этот термин, Рим не был не только православным, но даже христианским. “Ибо тайна беззакония уже в действии, только не свершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь (ο̉ κατέχων). И тогда откроется беззаконник (ο̉ ά̉νομος)…” (2 Фес. 2, 7-8). Если отбросить позднейшие наслоения, то станет очевидно, что Катехон Павла – чисто духовная конструкция, величина, не имеющая постоянной привязки в пространстве-времени. Ее главное назначение – служить барьером для беззакония. Именно так понял Павла Иоанн Златоуст: “…до тех пор, пока будут бояться этого государства, никто скоро не подчинится антихристу; но после того, как оно будет разрушено, водворится безначалие…”

Однако прочтем ап. Павла далее: “Откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога”. Именно из этих слов понятно, что собственно сдерживает Удерживающий. Когда не будет Удерживающего, некому будет воспрепятствовать тому, кто придет и сядет в храме, попирая всюду и у всех, по всей земле, их святыни.

Эта черта “сына погибели” ставит его в один ряд с варварами, делает его последним Варваром человеческой истории. Разрушение Римского государства автоматически ведет к тотальной анархии, т.е. варварству, “мерзости опустошения”. Не случайно поэтому, зачисляя варварство первым в список ересей, Иоанн Дамаскин выделяет безначалие, как его отличительную черту: “…чтó каждый устанавливал себе в предпочтении собственной воли, то и становилось для него законом”. Защита цивилизации от варварства, его ассимиляция – вот первая функция Катехона, которая не обязательно предполагает наличие христианской государственности, однако она и только она способна создать благоприятную среду для существования христианства.

Только во втором своем значении Катехон – царство истинных христиан. Если главным свойством Катехона как многоконфессионального государства является защита цивилизации от варварства и анархии, то Катехон как православное царство ограждает христиан от сил, враждебных спасению души.

Имя “ромеев” во Втором Риме отождествляли с именем христиан. “Римская империя будет стоять до тех пор, пока стоит мир”, – учил Тертуллиан в III веке. Спустя тысячелетие Третий Рим, преемник функции Катехона, унаследовал служение гаранта мира. В этом плане борьба Константинополя с варварами была продиктована религиозной аналогией победы над антихристом силой Христа, Которому принадлежала слава победы. Олицетворением этой миссии служит конный император, попирающий символы хаоса: древнего змия или варвара[7].

Глава 6. “ИМПЕРИЯ НЕ УМИРАЕТ. ОНА ПЕРЕДАЕТСЯ”

Катехон начал переходить к Москве задолго до падения Царьграда

Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою… история ее требует другой мысли, другой формулы.

А.С. Пушкин

Две функции Катехона отражены через фигуры Октавиана Августа и Константина Великого. Харизму последнего киевляне опознали еще в великом князе Владимире, его апостольской миссии. В то время как забота о Церкви была свойственна русским правителям, начиная с княгини Ольги, цивилизаторская миссия Катехона не стала очевидной для них даже к концу XIV века. Константинопольскому патриарху Антонию IV приходилось доказывать Василию I органическое единство Империи и Церкви. В дипломатической переписке Московской Руси император Август начинает упоминаться лишь со 2-й половины XVI века.

Сколько убийственного сарказма досталось от историков первому царю Руси Иоанну Грозному за то, что тот посмел зачислить в свой род римского кесаря Октавиана! Но смешного тут не больше, чем в обращении христиан к Аврааму, Исааку и Иакову как к собственным праотцам, которое пронизывает многие церковные молитвы. Включение Августа в Государев родословец обозначает новую эру в самосознании России. К тому моменту страна приобрела абсолютно новую конфигурацию.