Русская армия в войне 1904-1905 гг.: историко-антропологическое исследование влияния взаимоотношений военнослужащих на ход боевых действий - [8]

батальонах число штыков 2688, а некомплект строевых нижних чинов определяется 4319, более штатного числа всего Тобольского полка. В 18-м Восточно-Сибирском стрелковом полку число штыков 1887, а некомплект 466 строевых нижних чинов, что составит 2353, а в 20-м Восточно-Сибирском стрелковом полку число штыков 1496, а некомплект 557, что составит 2053, т. е. штатное число нижних чинов двух полков разнится на 300 человек»^{95}. Дело в том, что кадровый пехотный полк русской армии в изучаемый нами период, согласно книге II Свода штатов военно-сухопутного ведомства от 1893 г., определяется числом в 4051 солдат^{96}. Но, как видно из приказа, ни один полк не представил сведений о некомплекте достоверно. Неужели в полках не знали об утвержденных штатах пехотных полков? Скорее всего, полковые офицеры, заваленные канцелярской работой, составляли отписку «на скорую руку». По такому же принципу эти сведения проверяли в штабах дивизий и корпусов^{97}. Полковой писарь 85-го пехотного Выборгского полка П.А. Яковлев в своих воспоминаниях повествовал о том, что приказы и приказания о боевых действиях писались, как правило, уже после боя, даты и точное время отдачи приказа ставились задним числом^{98}. Таким образом, материалы военного делопроизводства, которые принято считать достоверными документальными свидетельствами, на самом деле являлись субъективными (составлены только выжившими участниками боя, а далеко не всеми принимавшими участие в боевых действиях), ретроспективными (составлялись после боя) историческими сочинениями. Кроме того, установленные формы подачи информации, стандартизированная лексика и «заданность» сюжета только в редких случаях позволяли проявляться индивидуальности самого составителя документа. Поэтому, несмотря на всю схожесть рапортов и сводок с мемуарами и дневниками, так называемая «официальная документация» не дает достаточного материала для реконструкции картины конфликтов в действующей армии. Первостепенное значение поэтому приобретают мемуары, дневники и переписка, которые не только позволяют сопоставить картину конфликта с информацией, отраженной в других видах источников, но и дают возможность проследить процесс конструирования картины конфликта, видимой глазами их участников и свидетелей. Для достижения максимально возможной репрезентативности выводов при написании книги мною использовались источники личного происхождения, созданные всеми категориями военнослужащих — от главнокомандующего до рядового, а также гражданских лиц — очевидцев событий.

Для выявления официальной версии событий использовались материалы военного делопроизводства^{99}. Особое место среди них занимают годовые подшивки приказов по Маньчжурским армиям за 1904-1905 гг., хранящиеся в Российской национальной библиотеке. Подшивки не были опубликованы, приказы в них содержат делопроизводственные пометы, подписи адъютантов, дежурных генералов, печати, штампы с указанием дня получения, зачеркивания и исправления. Страницы не пронумерованы, поэтому в сносках указываются номер и дата приказа[8]. Необходимо заметить, что значительная часть документов военного делопроизводства была опубликована в качестве приложений к многотомной истории Русско-японской войны, изданной военно-исторической комиссией^{100}.

В корпус источников официального происхождения входят также телеграммы^{101}, ведомственные отчеты^{102}, ведомственные описания событий^{103}и сметное делопроизводство^{104}.

Для определения соответствия действий того или иного военачальника военному законодательству изучались уставы^{105}; статуты, в которых регламентировался порядок награждений и пожалований для военнослужащих[9]; наставления, регламентирующие отдельные аспекты исполнения должностных обязанностей различными воинскими начальниками, подразделениями, родами войск и пр.^{106}

В работе использовались также показания военнослужащих в следственных комиссиях^{107}и конспекты судебных заседаний по различным делам, возбужденным в связи с событиями войны 1904-1905 гг.^{108}

Для написания книги мною активно привлекалась русская военная публицистика начала XX в.: П.Н. Краснов («Ваграм»), Н.Д. Бутовский и прочие военные бытописатели^{109}. Для воссоздания психологического образа офицера использовались литературные произведения начала XX в., написанные авторами — знатоками военного мира^{110}. Кроме того я использовал японскую официальную версию событий войны 1904-1905 гг., известную как «Описание военных действий на море в 37-38 гг. Мейдзи»^{111}.

Еще одним важным видом исторических источников являлись для меня «Списки генералов по старшинству»^{112} и «Общие списки офицерских чинов»^{113}, которые только в ничтожной мере компенсируют отсутствие научных биографий участников Русско-японской войны 1904-1905 гг.

Глава первая. КОНФЛИКТЫ СРЕДИ ВЫСШИХ ОФИЦЕРОВ РУССКОЙ АРМИИ В ВОЙНЕ 1904-1905 гг.: истоки, содержание, влияние на ход боевых действий

Изменения в военных технологиях повлияли на картину боевых действий и на характер конфликтов среди офицерского корпуса. Я считаю, что в Русско-японскую войну 1904-1905 гг. кроме традиционного недоверия на почве принадлежности к различным военным учебным заведениям, Генеральному штабу, родам войск ярко проявились и противоречия иного рода, условно связанные с особенностями военной субкультуры. В 1904-1905 гг. имели место негативные проявления специфической системы взаимоотношений, утвердившейся в вооруженных силах как благодаря нормативным документам, регламентирующим жизнь военных, так и в силу своеобразных неписаных традиций. В работах по истории армии и Русско-японской войны 1904-1905 гг. проблемы плохого планирования и управления войсками изучали только в контексте недостаточного уровня подготовки, образования и слишком почтенного возраста генералов русской армии