Русская Америка: слава и позор - [22]

Так что имеет смысл еще раз помянуть добрым словом Михаила Спиридоновича Гвоздева и Ивана Федорова, по отчеству неизвестного вовсе. Именно они первыми из русских людей увидели Аляску и нанесли ее берега на карту. Честь им и слава.

А вот теперь начинается рассказ об освоении Аляски — силами не государства, а сплошь предприимчивых подданных Российской империи, действовавших на собственный страх и риск — и, что греха таить, ради собственной выгоды…

Господа сибирское купечество, едва прослышав о результатах плавания Чирикова (привезшего, кстати, некоторое количество пушнины), взялось за дело…

Уже на следующий год, в августе 1743-го, гарнизонный сержант Охотского порта Емеля Басов и московский купец Серебренников построили шитик — небольшое парусно-гребное судно, доски обшивки которого скреплялись, шились китовым усом, или ремнями, или даже гибкими прутьями (отсюда и название). Прихватив двух участников плавания Чирикова, Петра Верхо-турова и Луку Наседкина, на кораблике, названном «Св. Петр», вся компания отплыла к острову Беринга, где и зазимовала. Через год они благополучно вернулись на Большую землю, привезя четыре тысячи песцовых шкурок и 1200 морских бобров-каланов. Одна шкурка калана, к сведению читателя, на Камчатке стоила 30 рублей — но в Кяхте, на китайской границе, тамошние купцы за нее отваливали уже до восьмидесяти рублей. Я не знаю в точности, где именно лихие промысловики продали свою добычу (которую не у туземцев отобрали, а собственными трудами обрели) — но московский купец наверняка был не так прост, чтобы распродавать ценные меха прямо на Камчатке… В общем, люди заработали ох как неплохо…

Дурной пример заразителен, а добрый — тем более.

В море рванули наперегонки!

На следующий год уже несколько камчатских купцов, сбросившись, построили шитик «Св. Евдоким», наняли капитана Не-водчикова и послали его за удачей. В этот раз удачи выпало значительно меньше — Неводчиков сцепился с местными алеутами (жертвы были с обеих сторон), возвращаясь, потерпел кораблекрушение (погибли 32 человека), потерял часть добытой пушнины. Но эти досадные мелочи уже не могли остановить могучего движения на восток…

1747 г. — уже четыре промысловых судна четырех купеческих компаний пускаются в плавание. Им, в общем, везло — одни, кроме мехов, открыли месторождение меди на острове, так и названном — Медный. Другие потеряли двух человек в стычке с алеутами, но в конце концов наладили с ними нормальные отношения и даже уговорили принять российское подданство. Третьи разбили судно на том же несчастливом острове Беринга, но перезимовали, выжили, построили ботик и благополучно вернулись. И все они везли домой шкуры драгоценного калана в немалом количестве…

Между прочим, это «принятие российского подданства» алеутами во многих случаях выглядит крайне сомнительно. Потому что алеуты сплошь и рядом попросту не понимали, что их, изволите ли видеть, обращают в подданство и облагают данью. Это в Сибири практически все без исключения тамошние народы прекрасно понимали, что такое «дань» и «подданство» — там все кому-то да платили. Целая куча князьков, мелких и покрупнее, создала натуральнейшую феодальную пирамиду, старательно собирая дань, а в промежутках хлестаясь меж собой за «крышу» и влияние. А то и за пустяковые, с точки зрения современного человека, вещи. Скажем, обитавшие в окрестностях Томска князья-тайши смертным боем бились за право носить почетный титул «кон-тайши», старшего тайши. Уйму времени и сил на это потратили, кучу народу положили — ну, впрочем, именно так европейские рыцари резались за какое-нибудь поместье, дававшее право именоваться не просто рыцарем, а, скажем, бароном…

В Америке сплошь и рядом обстояло иначе. Те самые тлин-киты-колоши создали нечто вроде микроимперии, обложив данью окрестные племена — но значительная часть алеутов жила-поживала совершенно первобытной жизнью, понятия не имея о таких вещах, как «ежегодный налог» и «сеньор».

Вернемся к купцам. Уже к середине восемнадцатого века сложилась отлаженная система организации успешного промысла. В одиночку поднимать такое предприятие было дорого, и купцы объединялись в «компанию на паях» — говоря по-современному, акционерное общество. Компании обычно именовались по фамилии самого крупного акционера. Команды промысловых судов частенько чуть ли не наполовину комплектовались «инородцами» — камчадалами, которые голод и цингу переносили лучше русских, — но охотно нанимали еще и коряков, якутов, эвенков. Из русских предпочтение отдавалось коренным сибирякам, но особенно поморам из Вологодской губернии — народ был привычный к морозам и тяжелому труду. Рабочих привлекали не только деньгами, но и долей в добыче — что, как легко догадаться, стимулировало их пахать по-стахановски.

Работа, конечно, была не сахар: представьте, что вас забросили на годик (а то и два-три) на необитаемый остров в Тихом океане, где вам предстоит прилежно добывать морского бобра — который, между прочим, зверь сообразительный и так просто в руки не дается. Зимние холода, скудное пропитание, угроза нападения алеутов, психологическая несовместимость, полное отсутствие витаминов, работа на износ… Автор этих строк, работавший в свое время в геологических партиях (при относительно тепличных по сравнению с веком восемнадцатым условиях XX века), примерно представляет, чего это стоит.