Русофил - [8]
Это спасало его от депрессии: он всё яснее понимал, что большевистская революция дала не те плоды, о которых он мечтал, что это – преданная революция. Язвительно отзывался об Анри Барбюсе, которого обхаживала власть. С ужасом наблюдал за участью знакомых, гибнущих под гнётом большевистской Директории. Возможно, он не принял бы спасительную французскую визу (и отдельную визу на выезд из СССР), которую для него выбил Эдуар Эррио, французский левый премьер-министр. Но его жена, Женни Русакова, как следует струхнула, надавила на мужа, так что они двинулись в Париж. Можно сказать, в последнюю минуту: уже начинались чистки.
Во Франции ему были рады далеко не все, с распростёртыми объятиями не встретили. Прошло четыре года, прежде чем он смог вернуться на государственную службу, то есть начать преподавать в университете; ему предстояло опровергнуть обвинения. Помог генерал Гуро, военный губернатор Парижа, закрывший “дело Паскаля” на том основании, что Франция и Советский Союз никогда не находились в состоянии объявленной войны, а значит, никакой измены не было.
А по ту, советскую сторону границы он отныне считался врагом, хотя на самом деле был главным другом России. Его тянуло к русским эмигрантам, со многими он дружил, даже был возведён в чин протопопа Обезьяньей Великой и Вольной Палаты Ремизова… И, как мог, следовал первоапостольским принципам в жизни. Своим любимым ученикам Пётр Карлович постоянно говорил:
– Я зарабатываю слишком много денег. Если вам нужны деньги – вот вам. Вы вернёте мне, когда сможете.
Так, спустя годы, он помог мне купить первую квартиру под Парижем, в Saint-Germain-en-Laye, недалеко от университета Нантер, где я какое-то время работал. Мы жили на последнем этаже, окна выходили во внутренний садик, и можно было следить за коляской, в которой спала наша маленькая дочь Анн…
Во второй половине университетского курса Паскаль начал готовить меня к поездке в Россию. Шанс отправиться в СССР имелся: наши страны заключили договор об обмене студентами. С Англией такого договора ещё не было. С Америкой ещё не было. А с СССР – уже был.
Сыграла свою роль союзническая армия де Голля, авиаотряд “Нормандия – Неман”, ну и наши коммунисты кое-что для этого сделали, трудно отрицать.
Благодаря договору во Францию попал будущий великий лингвист и мой друг Андрей Зализняк; за всё время учёбы в École normalе supériorе он ни разу не побывал в советском консульстве, и, когда вернулся в СССР, ему сказали:
– Вот, товарищ Зализняк, вы не ходили в консульство, теперь, уважаемый Андрей Анатольевич, даже не надейтесь второй раз выехать за границу.
Я тоже попал в эту волну обменов, правда не в первую, а во вторую, осенью 1956 года, после XX съезда. Каждому из нас, стажёров, определили возмутительно большую стипендию – 2500 рублей, в десять раз больше, чем советскому студенту, так что я потом с лёгкостью мог одалживать своему соседу по блоку в общежитии Московского университета. Он охотно брал “взаймы”; естественно, это было такое лексикальное объяснение, ничего он возвращать не собирался. Но, повторюсь, стипендия была огромная.
Глава 3
Москва. МГУ. Пастернак
На зарядку становись. – Отповедь заядлому колониалисту. – “Жорж, ты думаешь, что я свинья?” – Белорусский клад и польский спирт. – Чёрный человек. – Знакомство с “классиком”. – Пастернак и дом Ивинских.
В МГУ для начала нужно было определиться, над какой темой ты работаешь – и с кем. Я пошёл в Ленинку, стал читать, что и кто писал о Серебряном веке, обнаружил маленькую книгу Николая Каллиниковича Гудзия 1927 года о символистах. Не шедевр критики, но интересная книжка. Так что я отправился к Гудзию и сказал, несколько запинаясь, поскольку выговорить “Николай Каллиникович” начинающему французскому русисту не так просто:
– Я читал вашу книгу. И начал читать роман “Петербург”. Так что я хочу заниматься под вашим руководством Андреем Белым.
Он мнётся.
– Нет, знаете, Андрей Белый у нас не запрещён полностью, но не рекомендуется. Возьмите лучше Валерия Брюсова. Он знал по-французски, переводил и французских поэтов, и бельгийских. И, главное, был коммунистом. Вот он рекомендуется.
Ну, я опять пошёл в библиотеку, почитал Брюсова, не полюбил его, вернулся.
– Вы меня извините, Николай Каллиникович, я всё-таки предпочитаю Андрея Белого.
– Ну, бог с вами.
Он позволил мне не только Андрея Белого, но и право высказать на постоянном толстовском семинаре “французский” взгляд на колониальную тему в русской литературе. Заседания всегда проходили у него дома, в роскошной, неправдоподобно большой квартире на улице Грановского; в этом было что-то несоветское, сановное – почти все профессора ютились в коммуналках. Всего нас, студентов, было человек двенадцать. Я сравнивал отражение колониализма в ранних рассказах Толстого (прежде всего “Рубка леса” и “Набег”) и во французской литературе и живописи, скажем, у Делакруа. Яростная студентка-начётчица набросилась на мой доклад:
– Как можно сравнивать национально-освободительную войну на Кавказе с захватническими колониальными войнами в Алжире?!
Скандал! А Николай Каллиникович, весьма своеобразно улыбаясь (он вообще был похож на какую-то симпатичную обезьянку), примирительно обратился к нам:
Как жаль, что русскую классику мы проходим слишком рано, в школе. Когда еще нет собственного жизненного опыта и трудно понять психологию героев, их счастье и горе. А повзрослев, редко возвращаемся к школьной программе. «Герои классики: продлёнка для взрослых» – это дополнительные курсы для тех, кто пропустил возможность настоящей встречи с миром русской литературы. Или хочет разобраться глубже, чтобы на равных говорить со своими детьми, помогать им готовить уроки. Она полезна старшеклассникам и учителям – при подготовке к сочинению, к ЕГЭ.
Александр Архангельский — прозаик, телеведущий, публицист. Автор книг «Музей революции», «Цена отсечения», «1962. Послание к Тимофею» и других. В его прозе история отдельных героев всегда разворачивается на фоне знакомых примет времени. Новый роман «Бюро проверки» — это и детектив, и история взросления, и портрет эпохи, и завязка сегодняшних противоречий. 1980 год. Загадочная телеграмма заставляет аспиранта Алексея Ноговицына вернуться из стройотряда. Действие романа занимает всего девять дней, и в этот короткий промежуток умещается всё: история любви, религиозные метания, просмотры запрещенных фильмов и допросы в КГБ.
В пособии анализируется поэтика «Медного Всадника», одного из самых художественно совершенных произведений А.С. Пушкина последнего периода его творчества: неповторимые особенности жанра, стиля, сюжета. Художественный мир повести предстает в неразрывном единстве формы и содержания. Произведение включено в контекст пушкинского творчества 1830-х годов. Книга дополнена Приложением, содержащим выдержки из работ о «Медном Всаднике» В. Белинского, П. Анненкова, Д. Мережковского, В. Брюсова, Б. Энгельгардга, А. Белого, В. Ходасевича, Л.
Императора Александра I, несомненно, можно назвать самой загадочной и противоречивой фигурой среди русских государей XIX столетия. Республиканец по убеждениям, он четверть века занимал российский престол. Победитель Наполеона и освободитель Европы, он вошел в историю как Александр Благословенный — однако современники, а позднее историки и писатели обвиняли его в слабости, лицемерии и других пороках, недостойных монарха. Таинственны, наконец, обстоятельства его ухода из жизни.О загадке императора Александра рассказывает в своей книге известный писатель и публицист Александр Архангельский.
«Правило муравчика» – сатирическая повесть или сказка для взрослых, которая заставит читателя по-новому взглянуть на привычные вещи. Здесь есть все: политика, российское телевидение и… котики.Книга издается в качестве учебного проекта в рамках курса «Современное книгоиздание» магистерской программы «Мультимедийная журналистика» НИУ ВШЭ под руководством А. Гаврилова и В. Харитонова. Над книгой работали студенты: А. Акопян, Л. Хапаева, А. Виноградова, В. Лазарева, В. Никитин.
Русская китаянка Инна Ли, дочь сооснователя китайской компартии и дворянки из рода Кишкиных, всю жизнь связана с двумя странами, двумя языками, двумя культурами. Не избежала она и двух Историй, принесших и радость, и трагедии: детство в сталинском СССР, юность в маоистском Пекине, «культурная революция», тюрьма, перевоспитание в деревне, реабилитация, китайские реформы, жизнь в России после перестройки… Читаешь – и с трудом веришь, что это вместилось в одну биографию, одну судьбу. И что жизнь ее, вопреки всему, подлинно счастливая. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
Серия «Счастливая жизнь» – о судьбах людей ХХ века, которые стали не просто свидетелями, а участниками гигантских событий ХХ века. Книга «Несогласный Теодор» родилась из многочасового интервью, данного автору серии Александру Архангельскому. Социолог, основатель МВШСЭН (знаменитой Шанинки) Теодор Шанин – без преувеличения человек Большой Истории: Вильно 1930-х, ссылка на Алтай, Самарканд, бегство через Польшу во Францию, война за молодой Израиль, революция в Англии 1968-го, создание первого в России международного университета.