Русь книжная - [41]

Да, кроме того, и в подходящих рукописях (их было 48, затребованных на Печатный двор) справщики толком не умели разобраться. И в конце концов пришлось исправлять по современным печатным греческим книгам, изданным в Венеции.

Еще большее недоумение вызывают отобранные Сухановым античные философские, научные и художественные сочинения, например «еллинского философа Троя, Сахо Склея Исхила, философа Афилистрита, философа Фокмя Еллина, нарицаемая Софоклея философа, Аристотелева преестественная… Стравона философа в землемерии, Омира философа…» и другие.

Что это — случайность, недоразумение? Ведь к XVII веку в господствующей церковной идеологии на Руси сложилось прочное предубеждение против языческой «еллинской мудрости». В головы людей вдалбливалось: «Богомерзостен перед богом всякий, кто любит геометрию, а се душевные грехи — учиться астрономии и еллинским книгам; по своему разуму верующий легко впадает в различные заблуждения; люби простоту больше мудрости, не изыскуй того, что выше тебя, не испытуй того, что глубже тебя, а какое дано тебе от бога готовое учение, то и держи». Учащихся же наставляли: «Братия, не высокоумствуйте! Если спросят тебя, знаешь ли философию, отвечай: еллинских борзостей не текох, риторских астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах, философию ниже очима видех; учуся книгам благодатного закона, как бы можно было мою грешную душу очистить от грехов».

Арсений сам знакомился с книгами. Так что же это — его личное пристрастие, выбор на свой страх и риск? Вряд ли, — он был дисциплинированным монахом. А может быть, то была язвительная шутка афонских затворников, подменивших «святые» книги «богомерзостными» и предвкушающих пуританский ужас москвичей?

Или же это прямая инструкция грекофила Никона, его реакция на веяние времени, своеобразная гибкость, чтобы не упустить из-под контроля церкви назревшую в обществе мощную тягу к просвещению? Раз это неизбежно, то лучше пусть оно идет под сенью авторитета церкви, чем завоюет свой, ей враждебный. Примерно тогда же (1654 год) в Москве как раз открывается греко-латинская школа Арсения Грека. Вполне вероятно, что часть привезенных Сухановым книг предназначалась для нее (в «разумных» пропорциях: больше душеспасительного чтения и некоторая толика философии). И, таким образом, миссия Суханова преследовала двойную цель.

Деятельность Никона вызвала глубокую оппозицию в русской церкви и в конечном счете привела к ее расколу. Это было сложное и противоречивое явление. Демократическое в своей основе, оно, будучи антиофициальным, привлекло на свою сторону массы обездоленных и угнетенных. И одновременно — реакционное, потому что смотрело назад, а не вперед.

Приверженцы «древнего благочестия» имели своих талантливых идеологов, среди которых самым выдающимся был протопоп Аввакум Петров. Его страстные филиппики против сторонников Никона противоречивы. Он резко обличает неправду сильных мира сего, эгоизм и барство, корыстолюбие и жестокость высших представителей церкви, выступает в защиту обиженных. Спасения же от зла ищет в возвращении к «покинутому» русскому богу, к прежней церковной и мирской жизни.

Мы не будем здесь больше касаться разногласий противников. Для нас интереснее другое: знаком этой борьбы, символом ее содержания стали книги. И не только богослужебные. Это также вызывало резкую реакцию сподвижников Аввакума. Они не понимали намерений Никона или понимали их по-своему, однако устремления его уловили отчетливо.

Это хорошо видно из одной беседы златоречивого Аввакума, где он обрушивается на приспешников «внешней мудрости», то есть просвещения: «…альманашники и звездочетцы, и вси зодейщики познали бога внешней хитростью, и не яко бога почтоша и прославиша, но осуетишася своими умышленьми, уподоблятися богу своею мудростию начинающие якоже… Платон и Пифагор, Аристотель и Диоген, Иппократ и Галин: вси сии мудри быша и во ад угодиша…» Ту же участь предрекает Аввакум и их последователям.

Приведенные строки написаны значительно позже того, как Суханов доставил в Москву свои афонские приобретения. Но они — эти строки — свидетельство прежнего размежевания позиций. Для такого размежевания существенным являлось то или иное отношение к «внешней мудрости», просвещению, светским произведениям.

Книга, «кладезь мудрости», «прелестница» делалась знаменем и орудием борьбы, что, впрочем, отлично доказывал и сам Аввакум.

И знаменитый фонд Патриаршей библиотеки, возникавший в недрах старого и для его сбережения, неожиданно начал тяготеть к новому, обретал иную суть.

Пополнившееся собрание оказалось актуальным, созвучным времени.

Планы Никона не осуществились, логика событий оказалась другой. Не удалось ему победить и в негласном соревновании с царем за приоритет. В сердцах он ушел в отставку: покинул патриарший стол и удалился в 1658 году в только что построенный ново-иерусалимский Воскресенский монастырь. За Никоном последовала часть — самая ценная, новгородская и сухановская, — Патриаршей библиотеки.

В связи с этим предварительно была составлена новая ее опись. Но прежде чем посмотреть в нее, нужно пояснить, что Патриаршая библиотека не была единым целым. Она ведь, как мы помним, принадлежала патриаршей казне, а та делилась на три вида: «Патриаршая ризная казна — церковное облачение и утварь, являвшиеся принадлежностями церковного служения митрополитов и патриархов… Патриаршая домовая казна — предметы домашнего быта и церковные вещи, имевшие как церковное, так и домашнее употребление… Патриаршая келейная казна — личная собственность каждого патриарха»… В состав каждого из видов казны входили соответственно и книги. Причем келейные были личной собственностью патриарха, которой он или его наследники могли располагать как угодно. Все же остальные являлись казенным имуществом. Фактически в распоряжении патриархов были две библиотеки.