Русь книжная - [13]
Кстати, «Повесть о разорении Рязани Батыем» вдохновила многих мастеров слова. В. Веневитинов написал поэму «Евпраксия», Л. Мей — «Песнь про боярина Евпатия Коловрата», П. Радимов — «Княгиня Евпраксия». О тех же событиях упоминается и в прозе: В. Ян — «Батый», В. Ерохин — «Евпатии Коловрат», Ю. Вронский — «Злой город», а также некоторые другие.
Сама «Повесть» переведена на многие языки мира.
В конце ее есть разъяснение: «Сие написа Еустафей вторый Еустафьев сын Корсункова на память последнему роди своему». Автор, как предполагают исследователи, сам пережил все ужасы монгольского нашествия.
Завершается «Повесть» восторженной похвалой людям, погибшим за свою землю. «С точки зрения литературной отделки, тонкости литературного рисунка, — замечает Д. С. Лихачев, — похвала эта своего рода образцовое произведение, „шедевр“, какой средневековые ремесленники обязаны были выполнять перед вступлением в цех для доказательства своего мастерства. Ее сжатость, отточенность формулировок, ритм синтаксических оборотов, напоминающий повторяемость орнаментальных мотивов, позволяет сравнивать ее с произведениями столь развитого на Рязани ювелирного искусства. Стилистическая выделка этой краткой похвалы доведена до медальонной ценности».
Таким образом, Евстафий из церкви Николы Заразского — выдающийся писатель средневековья. Но чтобы стать им, требовалась хорошая литературная подготовка. По всей вероятности, он был знаком с древнерусской письменностью, знал «Повесть временных лет», читал «Слово о полку Игореве», имел в своем распоряжении и рязанскую летопись, и княжеский рязанский поминальник… И главное — Евстафий хорошо знал народные предания, которые определили идейную направленность его «Повести».
Значит, в маленьком городке у него были под рукой необходимые источники, были условия для работы, были материалы для письма. Трудно представить весь объем книжного собрания при церкви Николы в Зарайске XIII века. Но что такое собрание существовало — не вызывает никакого сомнения.
Советский историк Б. В. Сапунов считает, что за период XI–XIII веков на Руси накопилось не менее 85 тысяч одних только церковных книг, а «общее количество книг, бывших в обращении в Древнерусском государстве с X века по 1240 год, должно исчисляться порядком сотен тысяч единиц». Это лишний раз подтверждает мысль, что церковь собирала и сберегала прежде всего богослужебные труды для воспитания паствы в духе православия. Что касается литературы демократической, создававшейся с XI века горожанами, ремесленниками и торговцами, то она сохранилась и дошла до нас по чистой случайности…
Подсчитано и число грамотных людей того времени. По мнению Сапунова, не менее двух процентов населения страны владело грамотой, а это приблизительно сто тысяч человек. Вспомним, что при правлении Екатерины II один грамотный приходился на восемьсот человек.
Но в Древней Руси не только эти два процента людей были знакомы с книжностью, с произведениями литературы. Надо помнить, что книги еще и слушались. Тогда были даже специальные чтецы, для которых чтение вслух стало профессией. Сборник «Златая цепь» перечисляет тех «вежей» (знающих), которых можно противопоставить «невежам»: «дьяк или чтец, или чернец, или ерей». Слушали книги в теремах, в городских домах, в монастырях. В житии Антония Сийского сказано: «На трапезе бывает утешение братии великое и чтем житие преподобного».
Академик Б. А. Рыбаков, суммируя все это, заметил, что каждую древнерусскую книгу, да еще зная ее дороговизну, мы должны представлять себе не только как объект поочередного индивидуального пользования, но и как источник общих чтений.
Сокровища господина Великого Новгорода
Крупнейшим культурным центром Древней Руси был и Новгород Великий. И здесь, правда, книги гибли от многочисленных пожаров, но город избежал монгольского нашествия. Вот почему из общего количества дошедших до нас древнерусских книг XI–XIV веков более половины приходится на долю Новгорода. И прежде всего именно здесь сохранилась первая датированная рукопись — знаменитое «Остромирово евангелие», в 294 листа большого формата, написанное на пергаменте крупным уставом и украшенное высокохудожественными миниатюрами и заставками.
Рукопись была создана для новгородского посадника Остромира, родственника князя Изяслава, дьяконом Григорием. На первом листе — пометка скорописью XVII века: «Софийская», что говорит, как предполагают, о ее принадлежности библиотеке Софийского собора. Евангелие это — подлинное произведение искусства, шедевр, переживший девять столетий. Отличный белый пергамент подчеркивает четкость текста, разделенного на два столбца. Каждая буква, каждый инициал выполнены с удивительным мастерством.
По достоинству оценил безусловную одаренность дьякона Григория В. В. Стасов: «Здесь проявляется столько вкуса, художественного умения, грации, нежных и деликатных сочетаний, что их невозможно относить к работе простого каллиграфа, либо должно признать, что каллиграфы XI века были… отличные живописцы своего времени» (Не отвергая первого положения, все же скорее согласимся со вторым: «Остромирово евангелие» — далеко не единственная такая рукопись в середине XI века).
